В 2019 году роману «Дом, в котором...» исполнилось десять лет. Это вдвое меньше, чем ушло у Мариам Петросян на создание рукописи. Спустя десятилетие его всё ещё читают, перечитывают и помнят. В России вышло три переиздания, за границей — переводы на десять языков.
В 2009 году «Дом, в котором...» просто взорвал отечественный литературный процесс. Оценки колебались от резкой критики до безумного восхищения. Появилась целая мини-субкультура «домовцев», которые образовывали «стаи» для разыгрывания сцен из романа.
Особо фанатичные читатели уверены, что если тебе понравилась книга, — «Дом» тебя «принял», а если нет — «не впустил». Такое пошленькое объяснение они предлагают новичкам, запутавшимся в тексте, а потом бросающимся искать ответы на многочисленные вопросы. Да, после первого прочтения они неизбежны. Давайте попробуем выяснить, почему этот неоднозначный роман стал одной из вершин современной российской литературы.
Мариам Петросян женщина красивая и скромная. Она не считает себя писательницей. В своем родном Ереване Мариам домохозяйка, воспитывает двоих детей. В девяностых она работала художником-оформителем в «Арменфильме», а потом на время перебралась в московский «Союзмультфильм», где сотрудничала с великим аниматором Робертом Саакянцем.
До сих пор писательницу приглашают в Россию на читательские встречи. Фанаты каждый год задают одинаковые вопросы о «Доме». Что такое Изнанка? Планируются ли новые книги? Будет ли экранизация? Нет, новых книг не планируется, отвечает Мариам, после чего выпускает забавную «Сказку про собаку, которая умела летать» и два плохих рассказа.
«Дом, в котором...» — роман об интернате для детей-инвалидов, где воспитанники творят чудеса, перемещаются в другие миры (так называемая Изнанка Дома). А ещё курят, пьют, дерутся, употребляют наркотики, занимаются сексом, убивают друг друга. Мир Дома полон мельчайших деталей, причудливых описаний, множества персонажей, поэтому мозаику сюжета практически нереально собрать с первого прочтения. Может показаться, что сюжета вообще нет. На самом деле есть. Это судьба Серого Дома. Он трансформирует своих детей, в то же время изменяясь сам, как живой организм.
Мальчики и девочки, попадая туда, перестают быть калеками, но при этом физические и умственные недостатки никуда не исчезают. Внешнюю инвалидность становится не видно под огромной силой духа, вызывающей одеждой, безумным для «нормального» человека мироощущением героев. Все они сливаются в коллективном бессознательном, которое локализуется в стенах Дома. Одушевлённое здание диктует свои законы выживания, хотя воспитанникам кажется, что они их сами изобрели.
«Дом» — это даже не книга в привычном понимании. Текст писался не с расчётом на гонорар, а для себя, мужа и подруги. Был важен только процесс — живущая по своим законам вселенная, куда Мариам Петросян ныряла, чтобы на время скрыться от постсоветской безысходности. Тогда ей было двадцать с небольшим лет.
А в нулевых писательница родила двоих детей, бросила карьеру художника, решила стать домохозяйкой. Настоящему творцу одного мира всегда мало. Мариам не забыла о своих детях из дома вымышленного: Слепой, Сфинкс, Рыжий, Стервятник, Курильщик и все остальные. Мариам признавалась, что в какой-то момент герои зажили своей жизнью, а она стала летописцем, переносящим их судьбы на бумагу.
Ближе к 2009 году каким-то чудом рукопись попала к издателю. Произведение ещё не было закончено, да и не предполагалось никакого конца. Это была практика, чем-то напоминающая алхимию, где все процессы бесконечны. Но у издательства были свои требования. Как в наши годы издавать книгу без финала? Это же вам не Кафка какой-нибудь. В итоге развитие самотекущего мира пришлось оборвать.
Неспроста Мариам не считает себя писательницей. По всем законам она писала неправильно, давала персонажам идти в любых направлениях и тянуть за собой сюжет. У профессионалов с самого начала принято знать концовку, основные драматургические события. Конечно, можно вспомнить самодвижущийся сюжет Гюстава Флобера. Однако это был ювелирно отточенный стилистический приём, не похожий на метод Мариам Петросян. Рукопись насчитывала несколько тысяч страниц. Автор говорила, что там был полный хаос из несогласующихся сюжетных кусков. Может быть, поэтому в конечном варианте книги остались заметные швы. Но единый стиль всё же есть. И он очень крутой. Это первая причина художественной ценности книги.
Теперь подробнее о стиле. Для текста характерны короткие предложения, в основном до шести слов. Практически нет союзов. Герои изъясняются, размышляют цепочками экспрессивных парцеллированных фраз в режиме online. Никакого прошедшего и будущего времени (почему так, расскажу позднее). Синтаксическая структура романа подражает разговорной речи. Удивительно, но от этого текст не делается тупым, а наоборот — изящным, невероятно живым.
В результате мы получаем великолепно прописанных персонажей. То же самое с обстановкой Дома. Как будто оказываешься в одной спальне с героями, лежишь на общей гигантской кровати, закутавшись в одеяло, ощущаешь его тепло. Отчётливо слышишь запахи благовоний и душераздирающее соло Джимми Пейджа из магнитофона. Вокруг кипит жизнь состайников. Неходячий, но похожий на молодого Боуи колясник Лорд, взбирается на подоконник с ловкостью акробата. Вожак дома — Слепой, — бледный, словно призрак, неслышно уходит в темноту ночных коридоров. Услужливый Македонский заваривает ароматный кофе, звенит мокрыми, только что вымытыми чашками. Табаки копается в громадной куче хлама, которая заполонила полкомнаты.
Погружение настолько глубоко, что ясно видишь быт жителей Дома в огромном количестве причудливых деталей: нагромождения надписей и рисунков на коридорных стенах, холодный свет Могильника, грязное бельё Слепого, жилетки Табаки безумных цветов, которые он носит слоями по четыре штуки. Создаётся ощущение, что смотришь кино и в то же время понимаешь, что такого никто не снимет. Вот второе доказательство писательского таланта Мариам Петросян.
Прошедшее и будущее время действительно встречаются в романе очень редко. По законам Дома бестактно вспоминать Наружность (мир за пределами Дома), потому что страшнее неё нет ничего.
«Привет всем выкидышам, недоноскам и переноскам… Всем уроненным, зашибленным и недолетевшим! Привет вам, „дети стеблей“!»
Такая надпись на стене Дома встречает новичков. В обществе мы в основном сталкиваемся с отвержением. Искать работу, друзей, заводить романтические отношения — сколько раз нас должны отсеять, прежде чем принять? А к инвалидам мир особенно жесток. Дом же принимает их такими, какие они есть. Он не унижает, не требует и не предаёт. Он словно нежная мать, которой эти дети лишены.
У Дома есть второе дно — Изнанка, параллельный мир. Туда могут перемещаться некоторые дети под воздействием эмоционального потрясения или наркотиков. Место делает их полноценными: колясники могут ходить, а слепые видеть. Изнанка напоминает знаменитую страну — США со своими хайвеями, придорожными закусочными, одноэтажными идиллическими городками. Почему так, вполне ясно. Что, если не Америка ассоциируется с dreamplace, куда все хотят попасть? А ещё есть Лес — особое место в Изнанке, своей атмосферой напоминающее пейотные трипы Кастанеды. Туда путь открыт только единицам.
Двоемирие Дома легко понять через персонажей. Есть Курильщик, который верит только своим глазам, воспринимает действительность цветовыми пятнами и геометрическими фигурами. Не видел — значит, не бывает. Поэтому любые упоминания о мистической стороне он встречает раздражением — думает, над ним издеваются. Неслучайно впоследствии он стал известным художником. Зрительная фиксация действительности, опирающаяся на логику и скептицизм, делает его неспособным видеть другую сторону. Повествование начинается от лица чуждого законам Дома Курильщика, который формально знакомит нас с местностью и персонажами, а потом передается опытным домовцам, чтобы глубже и с разных сторон показать мир. Полная противоположность Курильщику — вожак Дома Слепой. Своим внутренним зрением он видит больше, чем другие. В Лес путешествует с лёгкостью, без всяких стимулирующих средств. В Слепом можно угадать черты славянского волхва: колдуна, наделенного магическим знанием, зачастую слепого, связанного с богом Велесом. Третий ключевой персонаж — Сфинкс. Он одинаково принадлежит обоим мирам. В какой-то момент ему даже удаётся одновременно оказаться и там, и там. Сфинкс не стремится попасть в Изнанку, предупреждает других об её опасности.
Как и в случае со Слепым, мифологические прототипы можно найти и в других персонажах. Например, Властелин времени Шакал похож на египетского собакоголового бога Анубиса, проводником в мир мёртвых и обладателя дара предвидения. Один из даров Шакала — перо цапли, напоминает перо египетской птицы-феникса Бену, которая также изображалась в виде цапли, олицетворяла веру в новую жизнь, возрождение после смерти. Узнаёте сходство?
Мои любимые моменты романа — это интермедии с описаниями Хламовника и Чумных Дохляков. Какие там были сцены! Вонючка — мой любимый персонаж. Как было здорово, когда он переезжал к Чумным Дохлякам со своим хламом. А как он требовал от директора отдать посылки! На протяжении всей книги я много раз ловил себя на том, что от удовольствия несколько раз перечитываю одни и те же предложения. Не помню, чтобы так было с какой-либо другой книгой. Вот ещё один плюс автору.
Время подводить итоги. До этого я говорил о достоинствах произведения: восхитительно прописанный быт и персонажи, естественность стиля, обилие по-настоящему крутых сцен. Это делает роман очень достойным. В нём чувствуется искренность, потому что он был написан только для себя. Однако в начале я упомянул, что книга неоднозначная. И вот почему:
- Мне не нравится Изнанка. Она тяжеловесна и скучна в сравнении с реальностью. Границы между мирами вообще нет. Например, у Кастанеды переход «на ту сторону» чётко обозначен, ему предшествует ритуал. А у Петросян можно запутаться. Одно предложение заканчивается и тут же без всяких предупреждений мы переносимся в Изнанку. Меня это раздражало, хотя и было объяснимо с точки зрения задачи автора, её желания показать полное слияние обоих миров.
- Роман неровный. Язык местами топорный, грубый. Иногда диалоги персонажей, которые задумывались глубокомысленными, выглядят пустыми. Особенно хочу выделить Табаки. В его рассуждениях, кричалках и песнях я ничего не увидел, кроме графомании. За исключением этого:
- Некоторые сюжетные линии обрываются, персонажи куда-то неожиданно пропадают.
- Развитие истории склеено кусками. Часто не хватает логичного перехода между сценами.
«Жизнь не течёт по прямой. Она — как расходящиеся по воде круги. На каждом круге повторяются старые истории, чуть изменившись, но никто этого не замечает. Никто не узнаёт их. Принято думать, что время, в котором ты, — новенькое, с иголочки, только что вытканное. А в природе всегда повторяется один и тот же узор. Их на самом деле совсем не много, этих узоров»
Я думаю, все эти недостатки объясняются тем, что роман писался почти двадцать лет, причём кусками, с большими перерывами во времени. К тому же не для публикации. Момент издания книги для Мариам Петросян наступил слишком неожиданно. За год она должна была отредактировать тысячи страниц рукописи, выкинуть лишнее и придумать концовку. Легко ли это после двадцати лет работы над текстом, предполагавшимся бесконечным?
«Дом, в котором...» — роман яркий и уникальный. Эта книга не для успешных экстравертов, имеющих кучу друзей, несколько бизнесов и горные лыжи по выходным. Не для тех, кто в детстве был обласкан заботой любящих и умных родителей, а теперь ведёт яркую, насыщенную жизнь, где нет места одиночеству. «Дом» — история для сомневающихся, блуждающих в тяжёлых поисках своего места в мире. Это вселенная, в которой можно найти удивительных друзей, скрыться от гнёта безразличной реальности, чего желают очень многие в нашей стране. Пожалуй, поэтому роман до сих пор популярен.
И конечно же:
«Мальчики, не верьте, что в раю нет деревьев и шишек. Не верьте, что там одни облака. Верьте мне, ведь я старая птица, и молочные зубы сменила давно, так давно, что уже и не помню их запах.
Мысленно с вами всегда. Ваш папа Стервятник»