Раймонд Лоуи (Raymond Loewy) — ныне забытый дизайнер, чей главный продукт встречается повсюду. Гений большой и малой формы, прошедший через несколько эпох. Создатель нашей повседневности.
Первые годы Великой Депрессии стали приговором стилю ар-деко. Новое веяние, захватившее умы дизайнеров и кошельки покупателей — стримлайн.
Строго говоря, нарождающаяся мода была предсказана ещё в 1933-м, на Чикагской Всемирной выставке, где на фоне угловатых декораций красовались концептуально новые автомобили: Pierce Silver Arrow и Studebaker Land Cruiser.
Реклама «Познакомьтесь в 1933-м с автомобилем 1940-го» не врала — настолько дизайн опережал время. Плавная ниспадающая линия кормы не искривлялась кожаным кофром (у автомобиля был полноценный багажник), выступающие крылья сглажены и составляли одно целое с кузовом — дизайн вернется к этой идее только в конце 1940-х. Внешний вид не идёт ни в какое сравнение с модными ещё вчера «Паккардами» и «Кадиллаками».
В наступившем 1934-м году многие крупные дизайнеры уселись за приведение угловатого мира к обтекаемым формам — как призвал всех граф Алексис де Сахноффски, прародитель аэродинамического стиля.
В это же время к дизайнеру Раймонду Лоуи приходит Заказчик с Большой Буквы. И просит привести к современному обтекаемому виду один объект.
Размер и внешний вид способен ужаснуть. Это паровоз «Пасифик 2-3-1», воспетый Артюром Онеггером в одноимённой пьесе. Да, одиннадцать лет назад, в 1923-м, это было свежо, актуально.
Но осовременить безнадёжно устаревший паровоз (первый сошёл со стапеля в 1914-м) — задача не из простых.
Заказчик настаивает на скорейшем начале работ — обновить паровоз надо было не вчера, а неделю назад. Мало того что компания несёт убытки, да ещё и вся отрасль трещит по швам, теряя пассажирский трафик из-за автомобилей. А тут конкурент не просто удобней, он ещё и красивей!
И Раймонд Лоуи породил его: PRR K4S.
Это сложно назвать «паровозом» — не торчат трубки и цилиндры, не видно следов копоти. Скорее вы назовёте его болидом, представляя, как на полном ходу он мчит мимо спящей «одноэтажной Америки» к Нью-Йорку.
Заказчик (это была «Пенсильванская Железная дорога», крупнейшая на Восточном побережье), остался более чем доволен работой Лоуи (ещё бы, не пришлось обновлять флот локомотивов, отделались косметическим ремонтом) и пригласил его к более крупной задаче.
Обшить старый «Пасифик» жестяным кожухом — ерунда. Попробуйте дать элегантное, новое видение машине посерьёзней: гигантскому S1 – с двумя парами цилиндров.
«Большое двигло», как его ласково прозвали инженеры, стал огромной головной болью для всех, кто прикасался к нему. Рама — самая большая в мире, сделана одной деталью. На неё поместили ведущие колёса с уникальным гибким креплением: теперь локомотив может вписываться в повороты. Но что делать дизайнеру, которому говорят: учитывай теперь факт того, что колёса закреплены не жёстко?
Эта фотография не передаёт исполинского размера машины — и в этом главный дизайнерский подвиг Лоуи. Он понял, что если «зализать», максимально сгладить верхний контур — паровоз перестанет быть отпугивающим нагромождением стали и заклёпок. Он станет послушной машиной, пусть несколько большей, чем мы привыкли видеть на магистралях и улицах.
В 1939-м Раймонд Лоуи получает пост в автомобильной компании Studebaker. Мир вещей за эти пять лет преобразился, стал более округлым. Предметы вовсю избегали острых углов, были стремительны и органичны. Стримлайн-революция, начавшаяся с автомобиля, и не думала сбавлять обороты.
Там Лоуи нашёл ученика — им стал Вирджил Экснер, стяжавший славу смелого инноватора в 50-х. Он спасёт своим forward-look-ом компанию Уолтера Крайслера.
Но пока они работают вместе, вдохновляясь передовой техникой, самолётами. Вдруг — словно магия исчезла из рук великого дизайнера. По машинам проехалась паровым катком пресса и покупатели голосовали кошельком за конкурентов из Большой Тройки — Форд, Джи-Эм и Крайслер.
Последним по списку, но не по значению стал «Аванти» — автомобиль, который должен спасти теперь объединенный концерн «Студебеккер-Паккард». Старые исполины трусливо сжались вместе, спасаясь от напористых дельцов и зубастых адвокатов.
И Раймонд Лоуи сделал последний в своей автомобильной карьере шедевр. Его изгибы вновь опередили время — как в 1934-м его опередил лопнувший «Пирс-Арроу». Линия передних крыльев вздымается ковром-самолётом, спадает у дверей и снова взмывает ближе к багажнику. Корма отсечена в стиле скоростных лодок. Взгляд спереди обнаруживает смесь прогресса и благородства. Круглые фары, обрамленные хромом, и… где решётка радиатора? Вместо неё, едва различимое острие — и капот уходит вдаль, к панорамному стеклу. Только асимметричный воздухозаборник устремляется вглубь, превращаясь в приборную доску. Так и хочется назвать её кокпитом, на авиационный манер.
Откуда он взял эти чистые формы? Кто подсказал ему эту плавность?
Бутылка «Колы» — в студию!
Стоп — скажете вы. Он что, срисовал автомобиль с бутылки газировки?
И не просто срисовал: он подсказал это всем остальным. Несколько лет спустя «Форд», «Джи-Эм» и «Крайслер» выпустят на рынок «Мустанги», «Камаро», «Чарджеры» и «Челленджеры». Иконы стиля, визуальное отражение забористого рока. Рёв гитар мешается с рыком восьмицилиндровых моторов, горизонт сливается в точку. Только ты — и дорога.
Да, Лоуи и впрямь гений. Найти формы автомобиля в бутылке «Колы» и предречь новую эпоху автомобильного дизайна дорогого стоит.
Ну, ему было чуть проще.
Бутылку «Колы» нарисовал тоже он. Эта его работа разошлась по миру гораздо сильнее, чем паровозы, автомобили, точилки для карандашей и даже «Борт Номер Один» президента США. Так, в шипучке, пене дней, растворился дизайнер, разойдясь миллиардным тиражом.
Автор: Михаил Дунаев