Мне всегда интересно общаться с людьми, мнение которых я не совсем разделяю или не разделяю вовсе. Человек, который мыслит так же как и я, в разговоре не откроет мне ничего нового. Именно поэтому беседа с художником Игорем Севером надолго останется в моей памяти. Но обо всем по порядку.
Я был польщён тем, что Игорь Север пригласил меня брать интервью к себе в мастерскую. Он с большой любовью показал мне каждую картину, каждый эскиз, все, что было сделано здесь его руками. На мой вопрос: «продается ли это?», Игорь отрицательно покачал головой - это его сокровенное.
Artifex: А что это за бочка? И что значат эти суммы долларов?
Это моя музыкальная бочка. 20 долларов - это совсем плохо, здесь исполняется «Ночь на Лысой горе» Мусоргского. 60 - замечательно, это Равель, это стабильность и движение. А 150 - это безумие, драйв, там играет моя любимая группа Nine Inch Nails.
Artifex: Скажите, Север - это псевдоним?
Конечно, это осознанный псевдоним. В истории, кстати, было несколько созвучных имён: поэт Северянин, художник-футурист Северини и родственник Малевича, его отец - Северин. Можно проследить и древние исторические параллели, например, череда римских императоров Северов('), Септимия, Александра. А если снизить накал трансформаций, я родился на Севере, люблю холод, северное сияние, рыбу хариус, строганину из нельмы и куртки «Аляски».
Artifex: На сегодняшний день в России существует два направления в живописи. Первое стремится к восстановлению реализма, а второе - к абстракционизму. Почему вы выбрали именно второе направление?
Я всегда так видел и всегда так рисовал. Вообще, это началось со школьных времён. Даже стенгазету, которую я оформлял в младших классах, преподаватели отвергли, потому что все изображенные там самолеты были выполнены в виде треугольников и квадратов. Такой вот казус был. В армии я работал в коллегии. Когда я в первый раз туда пришёл и с порога сказал: «Я тоже буду здесь с вами рисовать», старослужащие так презрительно мне ответили: «А ты вообще кто такой?». Еще бы - выпускники Суриковского и Строгановки! Я тогда решил над ними поиронизировать и ответил: «Тяжёлый абстракционист». Они были в ужасе просто-напросто. Помню, тогда же нам принёс полковник какую-то открытку. На ней было небо, десантники и прочее. Он сказал: «Вот ты, Игорь, будешь должен из этого сделать плакат два на два». Мне стоило невероятных усилий нарисовать это в том виде, в котором было на открытке. Процесс был ужасен. Но плакат, кстати, повесили.
Artifex: Есть ли у вас на данный момент задумки для новых работ?
Вообще я беспрерывно работаю. Появляется холст - сразу его зарисовываю. Но сейчас у меня есть мысли сделать вещи, наподобие «Койяанискаци». Только «Москоукаци». Сделать такие же съемки вперемешку с картинами, но только в Москве. У нас в городе идеально подходящая атмосфера для этого: абсолютный техногенный ужас, который разрушает нашу среду и в то же время создаёт новый мир.
Artifex: В чем вы видите цель вашего искусства?
Я просто люблю рисовать красиво и сложно. Почему картина визуально кажется понятной? Потому что это красиво. Сложные работы тем и привлекают, что они красивые. Если это некрасиво, ты вообще ничего не сможешь разобрать кроме того, что это просто непонятная фигня. А если красиво, то это тот ключ, который тебя приведёт к решению любой сложности. Особенно в визуальных вещах.
Artifex: Глядя на ваши картины, мне почему-то кажется, что ваш любимый писатель - это Герберт Уэллс.
Не настолько архаично. Я не хочу возвращаться к фантастике, это все в школе было. Я её не читаю. Мне очень нравится французская философия, более современная - Барт, Делез, Локант. Это - моё. Я читаю того же Бодрийяра или Батая - и впадаю в транс. Ведь это я! Ведь это все обо мне! Они идеально отражают моё видение мира. Многие свои картины я пишу под влиянием этих философов.
Artifex: Свое творчество вы относите к направлению абстрактный структурализм. Что вы вкладываете в это название и какие его основные характеристики?
Это я его придумал. Так как я рисую абстракции и мне нравится философия французских структуралистов, то я решил связать все в одно направление. Как таковых основных характеристик нет. Мои картины возникают спонтанно. Я подошёл и решил сделать вот так. Никаких импровизаций и эскизов предварительных я никогда не делаю. Это все - поток моего сознания. Я читаю Батая, если у меня есть холст - я моментально его рисую, если у меня пять холстов - я их в тот же день нарисую. Не отрываясь.
Artifex: Среди ваших полотен есть три, которые не совсем типичны для вашего творчества. Я говорю о «Святых роботах». Меня очень заинтересовало решение в этих работах - дополнение картин Леонардо. Скажите, пожалуйста, что оно значит? Что классика устарела?
У меня есть большой альбом с роботами. Я полистал его, и мне пришла мысль: а почему бы не сделать что-нибудь с роботами. Это было как озарение. Роботы - это Мадонна. А чьи Мадонны максимально раскручены? Мадонны Леонардо. Нашёл альбом Леонардо, выбрал три картины, нашёл подходящих по своей эргономике роботов, соединил. Получилось такая серия. А насчет классики, я думаю, да. Она ведь бесконечно тиражируется, переиздается. Нам нужно что-то новое, что будет тиражироваться в таком же масштабе. И это роботы! Ведь мы уже давно идём к ним. Да что уж там, мы все уже слишком роботы. И на самом деле это прекрасно.
Artifex: Но ведь многие люди говорят, что роботизация приведёт к закату человечества. И что нужно наоборот отказаться от роботов и техники в целом.
Это слишком утопическая идея. Ну давайте ломать станки, сжигать фабрики и вернёмся к ущербному и дегенеративному существованию. Это же бред! Все уже давно другое, все уже бинарное, все уже расщеплено, все уже выстраивается за счёт совсем других вещей. А пытаться уйти к каким-то полурастительным отношениям - это все равно, что сейчас взять и отказаться от Фейсбука. Это полная утопия.
Artifex: Вы знаете, что даже полотна Кандинского часто используется сегодня в дизайне. Куда вы относите своё творчество - к живописи или именно к дизайну?
Не говори о дизайне ничего! Дизайн - это, конечно, прекрасно, но это ведь вещь утилитарная. Он всегда связан с эргономичностью жизни человека. То есть, ему удобно жить, ему удобно держать этот чайник, этот утюг. Это дизайн. И он напрямую связано с утилитарностью. А искусство не может быть утилитарным, потому что это категория другого уровня. Если оно станет утилитарным, то это будет дизайн. И если мы будем думать именно в этих категориях, то искусство придет к упадку. А оно уже к этому идёт. В Америке фактически все искусство, начиная с поп-арта, превратилось в дизайн. А Америка является технологическим лидером. Это говорит о том, что искусство неизбежно придёт к утилитарности, а утилитарность - это смерть. Недавно столкнулся с таким выражением: «самое неудобное изобретение в Америке - это смерть». Американцы ведь всячески тиражируют идею бесконечного нагромождения вещей. Вещи бесконечно размножаются, ничем не отличаются друг от друга. Но эти вещи ничего не меняют, они - потоки мертворожденных атрибутов, которые выхолащивают человека. Это и есть дизайн. Он ведёт человека к гибели.
Artifex: Но ведь в робобудущем, которое вы так продвигаете, тоже нет места искусству. Робобудущее строится на конвейере и на том же дизайне.
Нет, это очень архаичное представление. Робобудущее - это совершенность. Потому что нельзя бесконечно совершенствовать что-либо. Человек застыл в своём развитии. Возьми древних римлян и нас, мы ничем от них не отличаемся. А роботы могут совершенствоваться. Они становятся все сложнее, умнее, красивее, и в конце они станут лучше нас. Будет развиваться искусственный интеллект, нейронные сети. Может создаться какая-то глобальная интеллектуальная сеть, но она будет полностью роботизирована. Человек не сможет обрабатывать такие объемы информации, он просто не способен. Поэтому это будут делать роботы. И они же будут заниматься искусством.
Artifex: Разве робот может создать искусство?
Конечно. Видел последних художников? Они запускали квадрокоптеры, которые краску разбрызгивали. Получилось интересно. А в Артплее или на Винзаводе уже показывают картины, нарисованные роботами. И это здорово.
На этом беседа не закончилась. Мы ещё какое-то время погуляли по этажу, Игорь показал мне другие свои работы. Когда я выходил из здания, меня не покидала его мысль: «Мы уже все слишком роботы». «Неужели, это действительно так?», - подумал я, вставляя в уши наушники.