«Он выставил на Салоне около 30 пейзажей, похоже, написанных за один день. Теперь можно сказать с уверенностью: он стал таким ничтожеством, что уже никогда не поднимется…», — так писал о Клоде Моне (Oscar-Claude Monet) популярный художественный критик газеты «Фигаро».

Почти сорок лет этому вторили его многочисленные коллеги, решительно отвергая импрессионизм, как безрассудное явление и язву на теле художественного искусства.

Особенно яростно акулы пера нападали на Моне, как на главного зачинщика. Впрочем, сам художник нисколько не внимал критике. И не зря. Сегодня вклад французского импрессиониста в развитие мирового художественного искусства сложно переоценить, как и созданные им шедевры.

Была середина 1850-х годов, но бунтарский дух, как это водится у подростков всех времен, рвался на волю. Тогда будущий отец импрессионизма еще не брал в руки кистей, но уже хорошо орудовал карандашом. Он в самой непочтительной манере изображал на полях тетрадей своих учителей и известных Гавру — родному городу Моне — людей.

 

 

Карикатуры были так популярны, что местный торговец красками, на радость проходящих зевак, устанавливал их прямо на витрине своего магазина. Моне позже признавался, что это заставляло его буквально лопаться от гордости, пока однажды его саркастичным рисункам не пришлось соседствовать с творениями другого человека.

«Кто этот идиот, возомнивший себя художником?», — вопрошал задетый Клод Моне у торговца красками. Тем идиотом оказался сутулый и долговязый бывший моряк — Эжен Буден. В последствии, когда Моне усмирил свою гордыню, тот стал его первым учителем живописи. Он же стал человеком, впервые выведшем юного художника рисовать на пленэр (фр. en plein air - «на открытом воздухе»). Если до этого момента Моне использовал любой предлог, чтобы отлынивать от встреч с Буденом и его раздражающих настояний исследовать академический рисунок, то после работы на пленэре он буквально почувствовал, как его взор распахнулся красоте природы.

 

 

В 1861 году, едва Моне успел сообщить отцу, далеко не благосклонному к художественному ремеслу, о своем намерении рисовать, подоспел призыв в армию. Он был отослан в Алжир, где вся миссия сводилась к торжественным проходам на лошадях от одного города к другому с целью продемонстрировать мощь французской армии. Художник, рост которого был всего 165 сантиметров, ни разу так и не был выбран для столь важной миссии, а потому его казарменная жизнь обернулась сущей скукой. На радость Моне, отец с теткой согласились выкупить его из армии за условную плату: тот должен был поступить в художественную школу в Париже и изучать рисунок у серьезных мастеров.

Моне действительно поступил в мастерскую Глейра, которую, правда, вскоре покинул, несмотря на угрозу прекращения спонсирования. Впрочем, бесполезными ту пару лет не назовешь: именно у Глейра, за спиной учителя, сформировалась шайка будущих великих художников. Базиль, Сислей, Ренуар — все это люди, которым тогда еще только предстояло познакомить мир с импрессионизмом.

 

Надо сказать, этот термин возник спонтанно и изначально должен был носить оскорбительный характер. Все началось с картины, которую Моне сперва назвал «Корабли, покидающие порт Гавра». Позже, для выставки Отверженных (так непризнанные авторитетным Парижским Салоном художники себя именовали) он изменил название на «Впечатление. Восходящее солнце». Скептически настроенный художественный критик, посмотрев на полотна Моне и его товарищей, заявил, что «у них тут не живопись, а одни сплошные впечатления» (фр. impression - «впечатление). Отверженные с удовольствием приняли новое имя и стали зваться импрессионистами.

 

 

К счастью, не все из молодых импрессионистов были так бедны, как Моне, лишившийся покровительства. До того, как под свою опеку его взял коллекционер и торговец картинами Дюран-Рюэль, художнику приходилось обираться у друзей. Самым щедрым из них был Базиль, с которого Моне тряс деньги, не стесняясь ни шантажа, ни агрессивной настойчивости. «Я все ещё жду от вас свои 50 франков…», — заявлениями, подобными этому, полны все сохранившиеся письма.

Соглашение с Дюран-Рюэлем вскоре обеспечило Моне беззаботную жизнь в маленькой парижской студии, где он мог свободно творить, но обязывался часть картин продавать коллекционеру. За два года сотрудничества, тот купил у Моне полотен на 21800 франков. Художник уже простился, было, с черным хлебом, если бы не его страсть к растратам. Едва появлялась монета, он заказывал себе лучших вин и ликеров, отправлялся к дорогому портному, нанимал горничную и кухарку. Ничего удивительного, что даже став зарабатывать своим художественным талантом, Моне оставался щеглом с пустыми карманами и вновь брался за выпрашивание денег у приятелей, щедрость которых, ожидаемо, истощалась день ото дня.

Но несмотря на тяжелый характер и всякое бесстыдство в вопросах финансов, была у Моне и плодотворная дружба, например, с Ренуаром. Художники неоднократно вместе выезжали на пленэр, известна даже история, как Ренуар нарисовал Моне, пока тот запечатлевал сад в Аржантее. Так художественное наследние пополнилось сразу двумя работами: «Сад в Аржантее», авторства Моне и «Клод Моне, работающий в своем саду», кисти Ренуара.

 

Еще одна знаковая, хоть и не столь очевидно свойственная стилю Моне, картина «Дама в зеленом» открыла новую главу в жизни художника. На ней он впервые запечатлел свою возлюбленную, милую и скромную Камиллу.

 

 

Позже она появлялась на очень многих его полотнах, причем в образе сразу нескольких девушек. Так на двух поистине гигантских полотнах «Завтрак на траве» и «Женщины в саду» все женские фигуры написаны с Камиллы.

Ни одна из них так и не была принята Салоном, где Моне тщетно надеялся их выставить, хотя спустя шесть десятилетий французское правительство все-таки выкупило эти работы за баснословные деньги.

 

Камилла, пусть и не сразу, все-таки стала официальной женой Моне, но их истории не суждено было продлиться долго: бедняжка скончалась в возрасте 32 лет. Даже на смертном одре она послужила моделью художнику.

«Я вдруг осознал, что стою, уставившись на ее висок, и машинально ищу переход живого цвета в мертвый… Синий, желтый, серый, не знаю какой еще… Вот до чего я докатился. Все это происходило помимо меня, автоматически. Сначала шок и дрожь от созерцания этого цвета, а потом чистый рефлекс, бессознательное стремление делать то, что я привык делать всю свою жизнь…», — писал Моне немногим позже.

 

 

Впрочем, горе было столь же кратковременным, как и сам брак. На момент смерти Камиллы Клод уже несколько лет был в тайной связи с женой своего друга, торговца живописью Эрнеста Ошеде. Она даже имела от него ребенка, которого законный супруг считал своим. Спустя время, отпущенное для соблюдения приличий, Алиса Ошеде переехала жить к Моне. Так художник обзавелся еще шестью детьми, в добавок к своим двум, рожденным в браке с Камиллой.

Одна из старших дочерей — Сюзанна — обладала столь редкой красотой и грацией, что однажды, случайно приметив ее, стоящую на холме с зонтиком, Моне решительно заявил, что завтра же она будет ему позировать. На следующий день они вдвоем вновь вернулись на тот холм, поросший травой и летними цветами и художник написал сразу две картины: «Женщина с зонтиком, повернувшаяся налево» и «Женщина с зонтиком повернувшаяся направо».

 

К 1880 году картины Моне уже приобрели некоторую ценность и художник, никогда не отличавшийся мягким характером, почувствовал себя в праве не только назначать за свои полотна высокую цену, но и отказываться от их продажи вообще. Когда однажды известный оперный певец пришел в мастерскую Моне и заприметил пейзаж с видом Ветея, художник покачал головой:

«У вас плохая память, дружище. Когда‑то вы отказались купить этот этюд за пятьдесят франков. Теперь можете выбирать себе любой другой, но этот этюд я вам не уступлю ни за какие деньги, даже за пятьдесят тысяч!»

 


Клод Моне. Творец впечатлений. Часть 2