Продолжаем разговор с Васей Звёздкиным и Максимом Никоновым из группы ШАРЫ. Ребята рассказали о переезде в Питер и других интересных событиях из жизни. Первую часть читайте здесь.
Artifex: Когда к вам пришло осознание, что вы хотите стать музыкантами?
Вася: До 12 лет я вообще об этом не задумывался. Ну хотя нет, я задумывался, но я хотел быть не музыкантом, а рэпером, потому что у меня был диск, где были 50 Cent, Eminem, какой-нибудь Busta Rhymes, Ice Cube.
А до этого я хотел стать палеонтологом, но, слава богу, не стал. Я думал, что, как Индиана Джонс, раскапываешь динозавров. А оказалось, ты должен заполнять вот такую кипу бумаг на археологической экспедиции про то, что ты там не задел ж*пу какого-нибудь покойного австралопитека. Нах*р австралопитеков. Подвинься, дядя, я ищу динозавра.
Максим: Я хотел стать хирургом. То есть изначально я думал, что пойду в медицинский. Сначала колледж. Потом медицинский ВУЗ. После этого я пойду в армию в горячую точку, там отслужу. Стану военврачом где-нибудь в Чечне. А там же год за два идет, то есть опыта у меня вместо двух лет будет четыре. С этой всей х*рней я приеду обратно, перееду в Новосибирск, открою собственную частную клинику. Заведу жену-красавицу, и у меня будет четыре ребенка. ЧЕТЫРЕ!
Вася: От какой жизни я тебя спас, Максим! Я тебя буквально из горячей точки вытащил. Просто отвратительная жизнь. Вот сейчас ты пьешь свой чаек и такой: «Барабаны..». А так бы ты сидел: «Я убивал людей». Так что, чувак, говори мне «спасибо».
Artifex: Максим, ты профессиональный хореограф. В недавнем интервью ты рассказал, что долго метался между музыкой и танцами. И когда вы с руководителем ансамбля не сошлись характерами и ты ушел, то воспринял это как возможный знак. А если бы не эта ситуация, ты бы всё равно выбрал музыку?
Максим: Да. Как только меня уговорили переехать в Питер, я уже понял, что я не просто так еду, а с определенной целью. И, скажем так, за определенным человеком. Я подсознательно понимал, что рано или поздно мне уже все-таки придется завязать с хорягой.
Artifex: Вы с ребятами из группы переехали в Питер и поселились все вместе прямо перед тем, как всех отправили на карантин. Тяжело ли было постоянно находиться друг с другом рядом?
Вася: Мы жили не тужили. До тех пор, пока не пришлось работать. Как только было сказано: «Ну так че, ребята, будем писать альбом?» — «Ага, ага, иди пиши». Я искренне по-детски надеялся, что мы переедем в Питер и как показывают иногда в фильмах, где девчонка из села приезжает в Голливуд такая: «Ва-а-ау».
А выясняется, что там, где я делал «ва-а-ау», пацаны такие: «Ээ, когда кормить-то будут?». Ну еще и отчасти это моя вина, потому что когда я перевозил их в Питер, я им говорил: «Мужики, мы, как только с корабля на бал сойдем, просто приготовьтесь! Вас ждет небывалый концерт в большом зале красного Кремля, на Красной Площади вместо Минина и Пожарского будут стоять ваши лица. Гора Рашмор переедет в Россию, и заодно ее переделают под наши е*ла.» Ну я как бы наврал с три короба. Но мое вранье включало в себя один пункт: «Вам придется это сделать».
Artifex: Что для вас было самым сложным в новом городе?
Максим: Да всё (смеется).
Вася: Я запил плотно в свое время. Списываю это на акклиматизацию.
Максим: Хорошо выкрутился.
Artifex напоминает, что употребление алкоголя ведет к тяжелым последствиям.
Artifex: А как долго проходила акклиматизация?
Вася: Процесс с размытыми границами, возможно, я еще в нем. Питер — это замечательный город, конечно же, из-за людей, которые хотят работать, но не очень. В Москве люди не хотят ничего, кроме как работать. Я когда приезжаю туда, мне все говорят: «Ну так че ты сегодня будешь делать?» Я говорю: «Да ничего». «С ума сошел, мальчик!»
Иногда, конечно, надо работать, но в Питере все умеют делать так: «Слушайте, я полчаса поработал, пора бы и отдохнуть». Этот ритм жизни мне гораздо ближе.
Artifex: Вася неоднократно рассказывал, насколько печально обстояли дела с местной сценой в Барнауле. Как вы думаете, в чем основная причина?
Вася: В том, что там ее нет. Будучи музыкантом в Барнауле, ты волей-неволей все равно будешь работать на корпоративах. Это сильно убивает вкус, отбивает желание заниматься музыкой. И все мои знакомые, очень талантливые музыканты, прошли по одному и тому же пути. Они перестали писать свои песни. Мотивация писать свои песни отсутствует — отсутствует и сцена. Такая закономерность.
Максим: И нам как-то удалось вырваться за пределы того, чтобы старые дяди приходили к тебе на концерт и такие: «Г*вно! Цоя!»
Вася: Да. Он буквально играл Сектор газа. В группе MORO на барабанах, потому что у них ушел барабанщик, и Максим их спас. Я пришел посмотреть на братишку, как он играет. Сидит Макс с лицом просто максимально кислым. «Носки, носки, вонючие носки».
Максим: Там какой был креатив. Песню «Носки» Сектора газа все знают. И вот эти замечательные музыканты решили: «А давайте мы сыграем это на мотив Smells like teen spirit». И вот я сидел и «туча ту туча ту». И вместо «when the lights out» там пели «носки, носки».
Вася: Вот это вся суть Барнаула, кстати.
Максим: Меня иногда спрашивают, почему такой грустный. У меня в жизни был травмирующий опыт! Я отыграл трибьют Сектора газа.
Artifex: На раннем этапе творчества группы ШАРЫ вас постоянно сравнивали с My Chemical Romance и Fall Out Boy, и вы сами активно развивали эту тему. А есть ли кто-то из кумиров, с кем вы ассоциируете себя сейчас?
Вася: Мне очень сложно с кем-то ассоциировать нынешний состав, потому что я еще сам к нему не притерся. Но в моей голове, будем честны, сейчас это выглядит как кто-то в духе Sonic Youth или Smashing Pumpkins, потому что девочка в группе появилась и потому что эта группа у меня ассоциируется с творческой свободой.
Максим: Потерпите годик, ребята, это будет группа Panic! At The Disco.
Вася: Ну ладно. Это официальная версия. Неофициальная версия — через год я выгоняю Максима Никонова и буду петь: «High high hopes for a living». Да, Максим?
Максим: Я почему-то уверен, что он меня выгонит из основного состава и скажет: «А сессионщиком будешь?» И получается, мы будем три сессионщика и он один как Брендон Ури.
Вася: В золотом пиджаке буду выходить и такой: «If you love me let me go-o-о».
Artifex: Максим, а у тебя есть кто-то, кто вдохновляет тебя сейчас? На кого хочется смотреть и брать какие-то идеи?
Максим: Да меня вдохновляют исключительно инстаграмовские барабанщики, которые потрясающие. Эш Сун замечательный, мой любимый. Он сидит просто у себя в уютно-обустроенной комнатке, там все в барабанах, и он делает тк-тк-тц.
Artifex: Если бы вы могли вернуться на 5 лет назад, что бы вы сказали самим себе?
Максим: Купи доллар по 30, блин (смеется).
Вася: Обязательно! Хотя нет, это же 5 лет назад, тогда уже не купишь. Ты что, дурак? Это же 16-й год.
Максим: По 40 все равно хорошо.
Вася: Во-первых, я бы сказал: «В 2017 году, кажется, твоя группа захочет выпустить альбом, который называется “Необычный” с ремастером старых треков. Пожалуйста, этого не делай. Люди не поймут, что это просто подарок им на Новый год. Они будут думать, что это номерной альбом. Будут думать, что ты написал хороший альбом, хороший альбом, полную х**ню, хороший альбом.»
Не выбрасывать демки! У меня была отвратительная привычка, что я писал песню, смотрел на нее через 30 секунд, у меня было окно — Макс видел... И там у меня под окном, наверное, несколько альбомов группы ШАРЫ валяется, которые можно было бы доделать в принципе. Да дурачок был, дурачок.
Artifex: Максим, что-нибудь кроме долларов?
Максим: Не, я посмотрел, в 16-ом году доллар стоил по 60. Поэтому уже невыгодно. Я бы, наверное, как поступил Вася в определенный момент, я бы просто начал мониторить Авито на предмет всяких приколюх. И сейчас бы у меня была нехилая коллекция железа и барабанов. И вот больше денег бы тратил на инструменты, после каждого тура точно себе что-то прикупал. А в итоге я такой просто: «А, пацаны, я из тура вернулся, пойдемте бухать!»
Artifex: Вопрос Васе. Вы растете и ваше творчество — вместе с вами. Есть ли какие-то вещи, которые ты закладывал в тексты на прошлых альбомах, но со временем пересмотрел их и сейчас думаешь иначе?
Вася: У меня есть песня, которую на нынешний момент я просто физически ненавижу за ее посыл. Это песня «Камон-камон» с первого альбома, потому что вот это ощущение внутреннего изгоя оно не столько связано с тем, что реально происходит, сколько это зона комфорта. И я считаю, что, когда ты говоришь: «Ой я такой классный, я сижу дома и читаю Альбера Камю при свечах, а кругом все такие у**аны», главный у**ан — это ты.
Максим: Я ненавижу песню «КБМ». Всей душой ненавижу. «Засунуть голову между колен, укрыться и реветь» и все. То есть ты просто сидишь и просто плачешься. А ты из этого состояния не выйдешь, пока не начнешь чесаться.
Artifex: Как вы думаете, что сегодня нужно современной группе, чтобы быть услышанной?
Вася: Только писать песни. Это единственный пункт. Раньше это было так, что ты должен куда-то записаться на фестивали, попасть в это, засветиться там. Сейчас прекрасное время для того, чтобы быть музыкантом. Тебе буквально все, что нужно делать для того, чтобы твою музыку услышали, — это ее просто написать. Даже дурачок может написать 100 песен — одна точно будет шикарная. Значит, нужно написать 4000 песен, чтобы 40 из них были хороши. Значит, сядь и напиши 4000 песен. Правильно говорю, Макс?
Максим: Правильно.
Artifex: Что помогло вам стать такой группой? Полагаю, вы много песен написали?
Вася: Мы писали музыку. Четыре миллиона песен я походу написал за свою жизнь. Нет, просто мы делали очень много видосов. Мы были с аудиторией на максимально близком контакте. В какой-то момент это сыграло злую шутку, разумеется. Бывает такое, ничего страшного.
Самое тупое — это когда у группы 500 подписчиков в контакте или в инстаграме, и они такие: «Мы рок-боги». И вот предостережение: никогда не пишите самую гадкую фразу на свете! «Мы не любим жанровые ограничения. Мы группа вне жанра». Да все без жанра. Ни один человек не напишет никогда: «Мы играем рок». Кто вообще так будет писать? Просто ничего не пиши. Просто пиши музыку, выкладывай и говори: «Йоу, ребята, мы тут все отдыхаем и кайфуем», вот и все.
Artifex: Что вы считаете своим самым большим достижением как музыканты?
Вася: Следующий альбом. Лучшая музыка, которую я написал, будет дальше.