Современная российская музыкальная группа — Strange Melizma. Их песни — это грань между southern’ом, альтернативой и прогрессив-роком. Их исполнение — это маскулинный вокал с хрипотцой и мощная энергетика рок-н-ролла 70-х со скоростью современного звучания. Мы поговорили с ритм-гитаристом Даниилом Ведененым и узнали, как ребята уживаются друг с другом, почему большие площадки «не хотят» их принимать и когда выйдет второй альбом.
Artifex: Почему у группы такое название? Как оно появилось?
История у названия совершенно простая. «Strange» — значит странный, «melism» — это опевание ноты. По идее, это слово пишется через букву «s», но так как все это была полуподростковая история, ребята вставили туда понтовый «z», и он там отлично сел. Как-то так оно и получилось. Зачем они именно так назвали группу, я не знаю, но напевы получились реально странные только спустя лет семь.
Artifex: Насколько я знаю, в группе ты не так давно, а 24 марта ей исполнилось уже семь лет. Знаешь ли ты как все начиналось?
Да, естественно. Они начинали вдвоем — это были барабанщик и вокалист, то есть нынешние участники группы. Они друзья детства. Начинали совершенно в «гаражной атмосфере», пытались вдвоем заниматься музыкой, вообще ничего не умея, ничего из себя не представляя. Потом ребята пытались собрать состав, чтобы как-то начать писать музыку. Люди в группе часто менялись, менялось и их количество.
Artifex: Расскажи о нынешнем составе группы.
Инструментальный состав сейчас такой: две гитары (я и Борис). У нас сейчас нет разделения на соло и ритм, хотя мы по-прежнему называем Бориса соло-гитаристом, меня — ритм-гитаристом. Бас-гитарист — Павел. Вокалист — Андрей. Барабанщик — Кирилл. У нас еще есть бэки, по идее — это я.
Artifex: Кто из вас пишет тексты, кто музыку?
Сочинением у нас занимаются все. Аранжировка — это дело не одного какого-то человека, а всех и каждого. Тексты в основном пишет Ворон (прим. Андрей Ворон — вокалист), единственное, что мы делаем вместе — это коррекцию текстов. А музыку каждый пишет под свой инструмент.
Artifex: Вокалиста Андрея ты называешь «Вороном», а у других членов группы есть какие-нибудь прозвища?
Да, у всех. Борис — Бритва, потому что один из друзей группы сказал после концерта: «Звучит все круто, но Борь, можешь ты как-то понежнее с гитарой, ну не брей ты ее, а поглаживай». После этого его так прозвали. Паша - Палка, потому что Паша. Кирилл — Савва, это его второе имя. Меня зовут Ведя, потому что фамилия Веденин.
А еще у каждого из нас есть тотемная птица. У Паши, например, журавль, у меня — дятел, у Андрея — ворон, у Бориса — королевский пингвин, у Саввы (удивительно!) — сова. У нас эта тематика как-то распространилась. Нынешний логотип — птица.
Artifex: Откуда пошла история с птицами?
Скорее всего, от Андрея Ворона, потому что дизайн группы делает он.
Artifex: Можешь в двух словах описать каждого участника группы?
У нас люди настолько разные в группе, что я, честно говоря, вообще удивляюсь, как они все вместе в одной пачке спокойно уживаются. У всех абсолютно разные характеры, которые еще и меняются довольно резко.
Паша из нас самый ветреный, постоянно мечется между совершенно противоположными жизненными понятиями. Борис — самый крепкий человек, он прямо настоящий математик: все четко, все понятно, все по полкам. Ему никогда не приходится выбирать, у него уже выбор сделан. У Андрея постоянно происходят изменения на жизненном пути. Кирилл среди нас — главный рыцарь, настоящий такой кавалер. Не только я его так вижу, но и все.
Artifex: Почему все ваши тексты на английском языке?
Хороший вопрос. Так получилось. Мы все, хотя у нас были разные пути, начинали писать на английском. Тогда просто было такое течение — все почему-то писали тексты для музыки на английском, и все его очень хорошо знали. Возможно, в ближайшем будущем, мы переместимся на написание текстов на русском. Фиг его знает. У всех уже в головах какое-то изменение идет: «Нас больше будут слушать, если мы будем исполнять на родном языке».
Artifex: Как начинается процесс написания песни?
Я иногда просто сижу, играю, и у меня что-то вдруг появляется. Это могут быть просто четыре слова, которые идеально встали друг за другом, и из этого начинает в разные стороны разрастаться текст. Потом подо все под это ложится какая-то аранжировочка. Начинается, естественно, все с того инструмента, на котором ты играешь.
Если мы пишем все вместе, то это выглядит так. У нас, допустим, есть название песни, но нет самой песни…Да, это самое интересное, такое бывало пару раз. И вот мы садимся ее писать, но никто не знает, что писать. Всем надоедает это, все расходятся. Самому становится скучно, подгружаю гитарку помощней, начинаю играть что-то. Приходит барабанщик, начинает под меня играть. Приходит басист, начинает играть под нас двоих. Приходит вокалист: «Че вы делаете? Прикольный ритм, запишите». Потом это все начинает соединяться: грустная фигня, которую я играл, мычание Андрея, новый ритм — и получается классная композиция. Это практически мозговой штурм.
Artifex: Но ведь при таком совместном написании музыки, скорее всего, возникают противоречия. Как вы их разрешаете?
Черт его знает, как мы уживаемся. У нас ни разу не доходило до драки, хотя могло бы. Противоречия — постоянно, это нормальная история. Мы можем спорить до бесконечности, и не будет конца этому спору до тех пор, пока все не будет сделано правильно.
Иногда мы спорим насчет стилистических особенностей. Кто-то хочет, чтобы звучание у композиции было тягучее, а кто-то — жесткое. В итоге мы делаем легкий, тягучий, не пойми какой панчовый рифец, хорошо, что прогрессив-рок дает возможность это делать спокойно, не напрягаясь. Ты просто берешь и совмещаешь эти две вещи. Все противоречия в нашей стилистической нише как раз дают свободу самовыражения. Чем больше противоречий, тем более забавным потом будет материал. Можно записать хороший, серьезный рокешник и прописать туда «курочку резиновую», как мы это и делаем. Да, блин, потому что мы можем. Да, это выглядит глупо, но так и надо.
Artifex: Сколько времени у вас уходит на создание песни?
Я не покривлю душой, если скажу — прямо до хрена! Мы очень дотошно к этому подходим. Написание самой композиции занимает немного времени, а вот процесс ее записи, окончательной аранжировки… это может длиться до бесконечности, хотя мы пишемся сами. Дописать песню до конца не получится, пока не остановишь запись и не скажешь: «Все, стоп, хорош».
Песни пишутся долго, потому что иногда просто вдохновения нет. Если ты не знаешь, брать гитару или не брать — значит не брать. У нас очень четкий подход: «Если у тебя нет ощущения того, что ты сейчас запишешь хит — вообще не берись». Это наша такая смешная формулировка, это такая стилистическая особенность коллектива. Ты играешь музыку, которой очень тяжело стать хитом, ты смеешься над этим. Это все равно, что шутки про «Привет, «Олимпийский».
Artifex: Сколько вы репетируете?
У нас, как правило, два полных репетиционных дня в неделю — четверг и воскресенье. Мало, но это обусловлено графиками работы.
Artifex: Расскажи, как началась твоя история в Melizmе.
Я был звукорежиссером на одном мюзикле. Там мы познакомить с Кириллом, сразу стали друзьями. Потом мы познакомились с Вороном. Как-то он подошел ко мне и сказал: «Ты же гитарист, пойдем к нам». Я пошел с ним в антикафе, послушал их материал и подумал: «Господи, какая скучная шляпа. Нет, пацаны, я не пойду к вам играть».
Прошло несколько лет, и в один прекрасный день мне пишет Кирилл, что они подписались на фестиваль Emergenza, выходят на большой зал, и им нужен звукорежиссер: «Мы тебе денег дадим, только ты порули нас, пожалуйста». Я согласился. Они отыграли, получали первое место. Были очень довольные. А мне сказали, что это я во всем виноват, потому что звук был — бомба: «Все чувак, ты теперь с нами». Так я стал у них звукорежиссером.
И еще забавный момент. Совершенно случайно получилось, что у нас гаражи оказались в одном гаражном кооперативе. И как-то раз барабанщик позвал меня к ним в гости. Там грустный Андрей попросил поиграть им, потому что их гитарист заболел. Через два дня они опять позвали меня на репетицию. После этого Андрей сказал: «По ходу, ты из звукача переквалифицируешься в гитаристы». Так и получилось.
Artifex: В какой момент ты начал заниматься музыкой?
Как-то сосед по даче сказал отцу: «Спорим, твой не споет через неделю «Комсомольцев-добровольцев» под гитару у костра?». Мне тогда было полтора года. Отец поспорил. В итоге через неделю я спел «Комсомольцев-добровольцев». Так я научился петь, а у отца появилась первая машина.
У меня родители — оба музыканта, с абсолютным слухом, играют на гитаре. Петь они меня приучали с детства. А когда мне было лет 11-12 мать сказала, что надо идти учиться играть на гитаре. Я отказывался, говорил, что и без гитары прекрасно себя чувствую, раздолбайничал. Мать попросила отца смотивировать меня как-то. Он сказал: «Телки любят». Осенью я записываюсь к гитарному преподавателю и в 14 лет уже держу гитару в руках. Батя всегда мог дать мне правильную мотивацию.
Artifex: Кто из музыкантов на тебя влияет, может быть, вдохновляет?
Steven Wilson — это некоронованный король всего мирового прогрессив-рока. Меня вдохновляет Devin Garrett Townsend — больше вокалом, хотя он делает божественно абсолютно все, за что берется. Моя обожаемая группа Haken — совершенно отбитая на голову.
Artifex: Все-таки Strange Melizma для тебя — это работа или хобби?
Это сложный вопрос. Работа приносит деньги, Melizma денег не приносит. И хобби мне назвать это тоже тяжело, потому что хобби — это что-то, что тебя увлекает. В моей ситуации это жизненная необходимость. Это творческий выход.
Artifex: А музыка для тебя ремесло или искусство?
Как и в любом искусстве, там есть доля ремесла, но она небольшая. Есть какие-то профессиональные навыки и знания, которые тебе нужны для того, чтобы искусство было действительно искусством.
Artifex: Назови ТОП-3 любимых песен вашей группы из тех, что записаны.
Страшно нравится последний изданный нами сингл Craft lamp. Очень интересная композиция, она мне нравится тем, что заявила всем, кто нас слушал: «Это другая группа». Из того, что было до этого, мне нравится Just say goodbye — прекрасный шлягер, он отлично работает как шлягер, им он и должен быть. И на третьем месте, определенно, Find You, ее концертная версия, потому что она более живая.
Artifex: Ты слушаешь ваши песни?
Да. Старые я слушаю реже, чем новые, потому что это то, что мне хотелось бы переработать. Не секрет, что мы хотим переиздать первый альбом.
Artifex: Почему?
Под современное звучание, под то, как мы это переработали со временем. Песни, которые были записаны, условно, пять лет назад, претерпели изменения. Появились их концертные версии, сменились участники коллектива, с ними изменились партии, по большей части, в лучшую сторону.
Artifex: У вас 14 марта был концерт. Поделись эмоциями. Все ли получилось?
Нет. Все что могло пойти не так — пошло не так. Отвратительный звукорежиссер, страшнейшие условия по распределению групп, я выхожу на сцену, а у меня 38,5 и я слепну, у Бориса «умирает» питание в его чемоданчике. После этого концерта появилась новая хохма: «Большие площадки просто не хотят нас принимать».
Artifex: Вы уже полтора года пишете второй альбом, когда он выйдет?
Примерные рамки — прошлый сентябрь. Сейчас мы искренне надеемся, что к концу весны мы закончим со сведением. Выход где-то ближе к осени.
Artifex: И наш последний традиционный вопрос: что ты в последний раз делал в первый?
Давал интервью с забитым носом, потому что это первое мое интервью весной.
Artifex: Спасибо за интервью!
