Город-мечта, город-призрак встретил запахом «мёртвой», застойной воды и лабиринтами ночных улиц. Затеряться среди них, говорят, - это лучшее, что может случиться с вами в Венеции: в такие моменты открывается её истинный дух. Впрочем, потеряться можно и среди обилия разношёрстной массы туристов, где сам венецианец уже стал редким, исчезающим видом, который хочется занести в Красную книгу и бережно охранять. Но если повезёт повстречать такового, оказавшегося по случаю проводником среди исторических декораций, можно узреть, как пробивается источник настоящей жизни внутри открыточной городской оболочки.

Уникальность архитектурного облика, сохранившего свою аутентичность с ХVII века, в котором органично уживаются переплетения высокого ренессанса с византийским, романским и готическим стилем, провоцирует исключительно фантомное, кинематографичное восприятие пространства города вне времени и потерянного в нём. Этот фильм из прошлого, возможно, так и стоял бы на реверсе, если бы в сценарий в 1895 году не внесли важную поправку. Именно тогда состоялась старейшая из Биеннале, не подозревавшая, как далеко она пойдёт и что когда-то станет важнейшим глобальным событием в мире современного искусства.

Viva Arte Viva (Да здравствует живое искусство!) так жизнеутверждающе, словно заклинание, звучит тема 57 биеннале, которую куратор Кристин Масель предложила как гибкую канву для вышивания нитями чистой интенцией художественного сознания. Кристин Масель:

«В мире, полном конфликтов и потрясений, где гуманизм поставлен под угрозу, искусство — самая драгоценная часть человека. Это идеальное место для размышлений, индивидуального выражения, свободы и принципиальных вопросов. Это способ сказать «да» жизни, хотя иногда за ним стоит «но». Роль, голос и ответственность художника как никогда критичны в контексте современных дискуссий. Viva Arte Viva — это также возглас, выражение страсти к искусству и к положению художника. Viva Arte Viva — это биеннале, разработанная совместно с художниками, самими художниками и для художников. Речь идет о формах, которые они предлагают; вопросах, которые они ставят; о практиках, которые они развивают; и о формах жизни, которые они выбирают»

 

 

Для разнообразия экзистенциального опыта Кристин Масель отправляет всех в трансцендентное путешествие по девяти главам сконструированного эпоса. Главы, они же «павильоны», начинают свой рассказ с павильона о «книгах и художниках», там же в садах Джардини расположились «страхи и радости», далее нить ведёт в легендарный Арсенал, где через павильоны «земли», «традиций», «шаманов» и «цвета» нужно пройти вплоть до павильона «времени и бесконечности». Хотя, по словам куратора, эта схема работает и в обратном направлении.

Всё же, несомненно, правильнее было бы сделать отправной точкой «павильон книг и художников», где царствует созидательный сон. Книга мыслится здесь как символ источника грёз, побега от реальности, остановки во времени, которого в современном мире всегда не хватает, и даже, возможно, последним оплотом эпикурейской лености. Открывающий экспозицию югославский художник-концептуалист Младлен Стилинович, ушедший из жизни представитель движения «новая художественная практика», заверял в своём манифесте 1993 года «Во славу лени», что медитативная фаза размышлений или сна столь же важна для настоящего импульса созидательной энергии творчества - «there is no art without laziness».

 

 

Об этом же молчаливо толкует и спящий австрийский художник Франц Вест, и с ним же неподалёку солидарны Елена и Виктор Воробьёвы, в представленной инсталляции 1997 года «Художник спит». Но однажды же он проснётся и «вот тогда не пропустите момента, результатом его усилий может оказаться шедевр».

 

И если о шедеврах: интереснейшие книжные манипуляции с переосмыслением функции объекта языкового хранилища, использованного частично как реди-мейд, представлены ныне покоящимся британским художником Джоном Латамом. Он в течение полувека использовал книги как главный медиум в своих работах, что он только с ними не делал: сжигал, жевал, нашпиговывал ими стекло, разрывал и разукрашивал. И это, конечно, не был акт вандализма. В своих трансгрессивных действиях художник исследовал нетривиальные идеи о разрушение как возможности выживания объекта после физических и идеологических трансформаций.

 

Интерес, проявленный Кристин Масель к художникам 1970-х, которых подняли из архива как запыленные и незаслуженно забытые книги, проходит лейтмотивом через весь основной проект биеннале. Здесь и Рэймонд Хэйнс – идеолог французской волны «нового реализма», любитель совмещать жизни и искусство в коллажах из рекламных постеров, проявляя тем самым коллективное бессознательное городской среды в лучших неодадаистких традициях. Он же выступает как ценитель литературы, чьи прочитанные книги демонстративно разложены по чемоданчикам – видимо, для восполнения пробелов читающей публики.

Книги – как сон наяву, требуют остановки и внушительной паузы, поглощающей время, а это, как выясняется, единственная невосполнимая и абсолютно неподвластная человечеству ценность.

 

 

И, раз уж пришлось немного закопаться в архаике, вспомним и легендарного Нам Джун Пайка, который уже всё сказал в своём манифесте 1976 года:

«Во время своего путешествия в Токио я купил десяток книг о времени, написанных восточными и западными мыслителями. Вернувшись в Нью-Йорк, я понял, что у меня нет времени их читать»

Выходит, чтобы дойти до конца девятого павильона, где «время и бесконечность» вступают в свои безмятежные права, внушая спокойствие в финале медитативной инсталляцией Лю Янхуа, нужно идти уже в два раза быстрее, так как на все эти размышления здесь было потрачено слишком много времени.

 

 

Очнуться ото сна, возможно, получится в павильоне «радостей и страхов», где тихо очаровывает своей графикой Кики Смит и приятно устрашает анатомическими коллажами Любош Плни – чешский художник аутсайдер, по совместительству работающий могильщиком.

 

А если нет, то есть шанс, что разбудят шаманы или откроются глаза на буйство текстильного цвета в Арсенале.

 

 

А там, тем временем, представлено неимоверное количество вариаций на тему текстиля: от ковров, абстрактных вышивок, вязания - плетения, получившее максимальный размах в шатре шаманских ритуалов Эрнесто Нето до инсталляций из нитей Ли Менвея, предлагающего починить вещи при вас, или же проекта филиппинца Дэвида Меделлы «Стежок во времени», долгоиграющей истории 80-ти летнего художника, в которой зрителю предоставляется возможность оставить подвязанный кусочек своей «памяти» в виде перьев, пуговиц, проездных билетов и всевозможных карточек.

 

Таким образом, хитросплетения доминирующих смыслов уводят в архаичное прошлое мира рукоделия, где древняя Арахна сотнями лет плетёт свою паутину судьбы, как бы тонко намекая, что всё, так или иначе, рано или поздно, но непременно свяжется.

Заряженная энергией Инь атмосфера основного проекта проникает даже в камерное пространство национальных павильонов. Так, например, в благоухающем древесным ароматом французском павильоне, превращённым Ксавье Вейаном в звукозаписывающую студию онлайн-режима, где среди фанерного дизайна отсылающего к легендарному Мерцбау Курта Швиттерса, умиротворённо восседает на отшлифованном полу девушка-посетитель и тихо довязывает крючком под приятные звуки и запахи свой гигантский кусок чёрной, как позже выяснилось, скатерти.

Какая трогательная иллюстрация наиживейшей из представленных инсталляций. Какая искромётная апробация работоспособности заявленной темы в условиях реального времени. Жизнь как искусство или искусство жить внутри и вне искусства. Браво, Кристин Масель, здесь всё сшито золотыми нитками.

Сложно не заметить как идеи о феминности без феминизма, витающие в Арсенале основного проекта, поднимают из юнгианства архетип древнегреческой богини Гекаты – женщины-колдуньи, ведающей тайными, магическими знаниями и проживающей жизнь как мистический опыт.

Ведьмы ликуют – это их выход. И вышел он максимально сильно у ирландцев через Джесс Джонс, которая посвятила свою видео-работу «Дрожите, трепещите!» ведьмам и ритуально-магической стороне искусства.

 

 

Говоря о женщине-художнице и её роли в истории искусства, стоит особо выделить павильон Румынии, ретроспективно представляющий творчество выдающейся Геты Братеску, одной из первых работавших в жанре перформанса, уделявшая внимание темам телесности, взаимодействию с пространством и размышлениям о женской субъективности через различные способы концептуализации женского.

 

 

Переосмысляя общую картину, сложенную из пазлов национальных павильонов, которых становится с каждой биеннале всё больше и на сегодняшний день насчитывается около 85, становится очевидным объединяющий всех дух соперничества - борьбы за создание новых форм, идей и смыслов, которых сотворить не так-то просто.

И в этом смысле, довольно честно выступил павильон Израиля, который Гал Вайнштейн заселил грибком плесени, в символично организованном двухуровневом пространстве, где на нижнем этаже расположилась условная схема земли, как бы увиденная из иллюминатора самолёта, а выше – огромное радиоактивное облако, эффектно заполняющее предоставленную ему пустоту. Тем самым актуализируя проблему разложения общей культурной ситуации в закольцованной системе повторяющихся идей, зацикленности на однообразие тем и паразитирующих на всём этом смыслов.

 

Такие выводы навеивают грусть, а она очень трогательно прозвучала в самом, наверное, сентиментальном из павильонов - павильоне Грузии, в котором каждый прочувствует что-то до боли знакомое, ностальгическое, едва уловимое, ощутимое, словно давно забытый сон.

Этот сон про дом, где всегда идёт дождь, художника Важико Чачхиани невероятно сюрреалистичен и в тоже время как никогда экзистенциален.

 

Логичным завершением на пути к выходу из Арсенала и, пожалуй, некоторой точкой невозврата, стал павильон Италии, представляющий тотальную инсталляцию проекта под названием «Этот Волшебный Мир», отсылающий к книге антрополога Эрнесто де Мартино, исследующий значение религиозных и магических ритуалов. Довольно эмоционально-сложное впечатление производит вся эта лаборатория по воскрешению человеческих тел, воплощённых десятками восковых образов Христа, ожидающих своего волшебного часа в душных полиэтиленовых теплицах. Атмосфера разит трупными явлениями, вызывая единственное желание - поскорее найти выход.

 

Надо сказать, что именно у итальянцев получилось подвести итог всей сложившейся ситуации: мир заждался перемен и готов к лучшей жизни. Воскреснуть - значит дать возможность отмереть всему, что мешает двигаться дальше, разложиться до состояния трупа и, если получится, без сомнений перейти в этот новый волшебный мир. И здесь же, апофеозно само искусство мыслится как труп, готовый к воскрешению.

И, конечно, не стоит забывать сколько интереснейших проектов представлено в рамках параллельной программы биеннале, которые разбросаны по всему городу и вырастают на пути как грибы - только успевай собирать. Многие и наиболее масштабные плотно сконцентрированы вдоль канала, остальные придётся поискать. Для этих целей можно воспользоваться руководством гида–приложения, созданного для смартфонов от The Art Newspaper, а также положится на собственную интуицию, руководствуясь которой прогулка в Венеции доставит больше глубины и удовольствия. Так, например, совершенно случайно можно наткнуться на космического Сфинкса украинской художницы Лины Кондес из проекта Внеземная Одиссея с одним всевидящим и всепоглощающим глазом и двумя совсем неслучайными улитками, который уютно расположился во внутреннем дворике очаровательного палаццо Пизани XVII века.

 

Биеннале продлится до 26 ноября 2017.