Художник и тайные общества. Никола Пуссен. Часть 1
Когда зрители впервые видят «Истязание св. Эразма» Никола Пуссена, их захватывает праздник красок. И первое, что приходит на ум: «Она великолепна!». Но, спустя некоторое время, вам открывается сюжет. Изогнутое муками тело, натуралистично выписанный надрез на животе, из которого на вал медленно наматывают кишки. Зачем изображать жуткую пытку настолько живописной? Неосознанно, вы переводите взгляд выше, чтобы вернуться в уют праздника красок. Но наталкиваетесь на лошадь, которая за счёт указующего жеста всадника сбрасывает вас по диагонали вниз, к кровавому надрезу на животе. Вы вновь пытаетесь удрать от этого алогизма, но движетесь по тому же пути. Сначала к цвету, затем через жест старца к статуе Геракла, потом к херувимам и опять к лошади, которая снова швыряет вас вниз. Она будто заставляет вас смотреть на жуткие муки святого. Так действует принцип геометрического алгоритма. Художник задает траекторию вашему взгляду. И сюжет картины раскрывается постепенно. Как хорошее вино.
Некоторые исследователи искусства полагают, что Пуссен не был знаком с психологией цвета. Будто бы он не знал, как оттенок и яркость стимулируют зрительную кору мозга. Но чувствовал, как можно соотносить цвета так, чтобы оранжевый придавал яркости синему, а телесный цвет, в свою очередь, фиксировал красный и наоборот. Странное утверждение, на мой взгляд. Ведь во времена Пуссена существовала так называемая средневековая «психология способностей». В одном из её разделов говорилось о том, что путь от глаза до восприятия в среднем мозге самый короткий. Эту теорию сквозь призму живописи активно исследовал Леонардо да Винчи. А Пуссен бесконечно штудировал его записи и, наверняка, подробно изучил все возможные сочетания цветов, их структуру и влияние на сознание человека.
В «Истязании св. Эразма», как и в большинстве своих работ, Пуссен экспериментирует с формой. Он искусно соотносит основные цвета: красный, желтый и синий. Здесь они представлены в мантии св. Эразма, статуе Геракла, колоннах и одежде одного из палачей. Есть еще три производных цвета: зеленый, оранжевый и фиолетовый. Это зеленоватые доспехи солдата, одежды двух других палачей и закатное небо. Коричневый в центре делит полотно на две части и придает всей картине контрастность и глубину. Гармоничное сочетание цветов делает композицию необыкновенно притягательной. А за счёт геометрического алгоритма возникает что-то вроде цветового водоворота, благодаря которому, кстати, сохраняется иллюзия выпуклого объема. Это идеальный пример того, как художественная форма произведения может оказаться сильнее его содержания.
Теперь поговорим о символах. Вся группа, если считать лошадь и статую Геракла, состоит из 11 членов. Учитывая, что трактовок в нумерологии XVII века бесчисленное множество, воспользуемся «методом от противного» и будем отталкиваться от сюжета картины.
Итак, одиннадцать – это символ бесстрашия (Эразм), деградации (статуя Геракла, как уходящей религиозной формы мировоззрения), насилия. Напомню, что сюжет картины повествует о III веке, временах императора Диоклетиана, когда христиане подвергались гонениям и безжалостному уничтожению. Число 11 так же означает, высшую ступень эволюции и духовности, что несомненно характеризует святого Эразма.
Еще одна важная деталь – в древнем Египте цифра 11 была знаком великой Нут – богини ночи, прародительницы звёзд и богов, которая поднимала души усопших в небо. До появления богини Исиды, Нут была также богиней судьбы.
Далее, если смотреть сверху вниз, мы видим двух херувимов. Два – это дуализм: душа и тело. Душа – нематериальное, чувственное начало, а тело подвержено разложению. Двойка также несет в себе понятие бога и человека. По Платону двойка – это цифра без значения, которая вводит третий фактор. А по Пифагору – разделенная земная сущность. Мы видим , как душа Эразма уже отходит от тела и переходит в высший мир.
В правой руке одного из херувимов лавровый венок. С дохристианских времен это был символ славы, победы и мира. В левой – пальмовая ветвь – символ мученичества, очищения и восстановления мира между Богом и человеком.
Если Пуссен действительно принадлежал к тайным обществам, то можно предположить, что в этом херувиме зашифрован намек на Ормуса, египетского мудреца, который хотел примирить языческие и христианские таинства и с этой целью основал около 46 года нашей эры орден Розы и Креста. Имя Ормуса встречается в документах Приората Сиона, масонов и других еретических орденов.
Этот отрывок из письма папы Климента XII от 1738 года наглядно выражает отношение католической церкви к тайным обществам того времени (письмо было впервые разрешено к публикации в 1962).
«Идеи масонов основаны на ереси. И эта ересь, с которой мы уже неоднократно сталкивались, состоит в отрицании божественности Иисуса. А вдохновители масонства, выдающиеся умы, стоящие за ним, – это те же люди, что спровоцировали лютеранскую реформу»
(Лютеранская реформа набрала силу к 1521 году т.е. папа говорит о конкретной группе людей, ведущей борьбу с католической церковью сквозь века.)
В луже крови у ног святого лежит не только мантия, но и нож, намекающий нам на ритуальное жертвоприношение. На земле, рядом с головой Эразма, видна часть посоха – символа мудрости пастырской власти (Матф X, 16) и рваный клочок бумаги, очевидно, обрывок Святого писания. Если соединить херувимов, символы христианства и нож, получится треугольник. В основании этой пирамидальной конструкции Эразм – мученическая жертва.
Любопытно, что в центральной группе Пуссен изображает шесть персонажей. Взгляд всадника перекликается с тем, кто накручивает вал. Взоры остальных обращены к Эразму. Их шестеро. Шестерка – гексада, имеет уйму трактовок. Это один из нумерологических символов, тесно связанных с оккультизмом. Это сумма трех первых чисел (1+2+3), шестиконечная звезда Давида, печать Соломона, шесть лучей солнечного колеса, шесть проявлений Бога и т.д. Если соединить их, получится перевернутый треугольник с креном вправо. Символ женского начала.
Великая мать, прародительница всего живого. Синий цвет внутри треугольника означает первозданность бытия, небо, воду, истину. Это также цвет той самой богини Нут. Красный – кровь, рождение, жизнь, королевское величие. Тут можно провести параллель с идеей провиденциальности, т.е. понятием судьбы. А для католической церкви, идея судьбы – величайшая ересь! Ведь именно понятие судьбы, помимо всего прочего, было реинкарнировано лютеранством. Если предположить, что «Истязание святого Эразма» изысканная аллюзия? Что это аллегория Тридцатилетней войны, когда всевозможные течения и верования истязали ортодоксальную католическую церковь? Тогда это в корне меняет дело и оправдывает решение папы не привлекать более господина Пуссена для исполнения церковных заказов. Шутка, как говорится, не зашла. Но эта гипотеза, пожалуй, слишком притянута за уши.
Как бы там ни было, мы подошли к самому главному и загадочному символу этой картины – коню всадника. Если рассматривать его с позиции раннехристианского символизма, то это символ солнца, вдохновленной веры и мученичества. Не случайно изображение коня часто встречается на стенах в древнеримских катакомбах. Но в эпоху Возрождения, во многом из-за книги пророка Иеремии, конь приобрёл противоположное значение. Он стал символом высокомерия, вожделения и неудержимой похоти. Ассоциировался с плодородием, магией, ясновидением и колдунами. Как и цифра шесть – лошадь самый распространённый символ с древнейших времён. Взять хоть изображение лошади из пещеры Ласко.
Но есть еще кое-что. Коричневый конь – это символ смерти. Этот вариант выглядит наиболее правдоподобным. Глаза лошади – глаза смерти. Её взгляд, спокойный и вопрошающий. Он бросает вас в дрожь. Старуха с косой постоянно царит среди нас. На картине 11 фигур, и только смерть устанавливает с вами зрительный контакт, и, чтобы повысить эмоциональное воздействие, Пуссен пишет глаза лошади по принципу обратной перспективы. Таким же приемом пользуются иконописцы.
Возможно, я зря копался в трактовке символов, выстраивал еретические подоплеки и старался оправдать каждый мазок кисти художника. Возможно все было куда прозаичнее. Быть может, этот страшный взгляд смерти «сразил» кардиналов. Ведь, как мы знаем из «Эстетики Возрождения» Алексея Федоровича Лосева, многие церковнослужители уже при жизни имели премиальный абонемент на все «спа-процедуры» девяти кругов ада. Слишком ярких намёков на смерть они не любили.