Современный арт-брют. Кто представляет «неогранённое» искусство в России, и что вдохновляет художника с диагнозом «шизофрения»? Саша ЗабалуевЪ рассказала Artifex, как перестать сжигать свои работы и почему именно искусство спасает от непрекращающегося чувства гнева.
Artifex: Какова твоя главная задача, как художника? О чем ты пишешь?
Я экспериментирую со своими переживаниями — что есть допустимая и приемлемая форма выражения переживания? Мои картины — это переживание, выраженное через некий образ, созданный, с одной стороны, мной, а, с другой — теми, кто смотрит на мои картины. Ведь зритель чувствует необязательно то же самое, что и я.
Мне может быть больно, страшно, плохо. Я могу хотеть чего-то или не хотеть, мне может что-то нравиться или не нравиться. Какие по этому поводу предпринимать действия — вопрос, следующий из типа отношений, в которых переживание выражается. Главное — найти форму выражения такую, которая способствовала бы диалогу. То есть, выражаясь в духе Лакана, форму, которая бы переводила переживание из регистра воображаемого, где оно неопределённо и недоступно для понимания и обсуждения, в регистр символического, где становится возможным использовать слова и описывать своё переживание так, чтобы оно было понятно другому (и самому себе!).
Artifex: Откуда черпаешь вдохновение? Как приходят образы?
Вдохновение связано с дыханием, возможностью вдохнуть. Я пережила потерю в детстве, специально не говорю «большую потерю», потому что это неважно, — для ребёнка любая потеря может стать большой. Но главное, что потеря (в любом возрасте) рассекает личность и оставляет след в виде непроходящей беспричинной тревоги. Тревога — если говорить о её соматическом эффекте — это сдавленное дыхание, невозможность вдохнуть. А если говорить об эффекте символическом, то это ещё и отсутствие слов, невозможность описать своё чувство или состояние. И тогда то, что вдохновляет, позволяет дышать. Мне позволяет дышать возможность говорить на языке выражения столь ярком, что не нужны слова. Если нет слов, я создаю образ.
Artifex: Ты весьма необычный художник и по-особенному переживаешь внутренние процессы. Как влияет твой диагноз на творчество?
Заставляет быть рефлексивной. Я, как и любой человек, могу перепутать реальное и воображаемое. Не так понять, не так проинтерпретировать. Но в отличие от человека без диагноза я точно знаю, что мои представления о мире или конкретной ситуации могут быть иллюзорны. Я знаю, что галлюцинирую. Остается только отличить — где именно, и это самое сложное. Оказывается, нужно очень многое знать, чтобы уметь отличать реальное от воображаемого.
Artifex: Как можно определить твое творчество в период глобальной мировой трансформации и событий 2020? Отличаются ли работы этого периода от работ «доковидной» истории?
Я перешла от изображения внешнего к изображению внутреннего. Можно сказать — к современному искусству, которое уже не изображает то, что есть, для этого существует фотография. Оно изображает переживания или видение, представления художника о чём бы то ни было.
Artifex: Несколько лет назад ты трудилась в небезызвестной московской художественной мастерской, но картины того периода уничтожила? Почему?
Перфекционизм и гнев. Я люблю все доделывать. Иногда это доходит до безумия. Если у меня не забрать картину, когда я ее закончила, то я буду «доделывать» ее, пока от неё и вовсе ничего не останется. Некоторые работы пали жертвой таких приступов перфекционизма. Сейчас все законченные вещи или хранятся у моего агента или переезжают с выставки на выставку и стоят упакованные, поэтому они не беспокоят меня. Были, правда, и работы, уничтоженные в порыве гнева. Мне и сейчас порой кажется, что все это ужасно и никому не нужно. Заставляют думать иначе люди, которые смотрят на них и говорят: «я тоже так чувствую». То есть, теперь они не только мои.
Artifex: Некоторые из твоих работ часто транслируют эмоции ярости, гнева внутренней борьбы, желание сломать, разбить, уничтожить. В момент создания картин ты переживаешь схожие чувства?
Халк всегда злой. Я испытываю эти чувства постоянно за пределами тех часов и дней, когда пишу. Помните, в комиксе «Невероятный Халк» доктора Бэннера спрашивают: «в чем секрет, как тебе удаётся так мгновенно разозлиться, чтобы превратиться в ужасного зелёного монстра?» А он отвечает: «секрет прост — я всегда зол». Кажется, и в экранизации Мстителей было что-то такое. Так вот, я постоянно чувствую боль и ярость. А когда пишу, как раз напротив, мне удаётся о них на время забыть. Изображать боль — означает выражать боль, а значит, означает перестать пребывать в ней. Она остаётся позади, ну, или на холсте.
Artifex: Бывает ли «штиль» в твоем внутреннем мире? И если да, то есть ли в такие моменты импульс создавать? Увидим ли мы когда-нибудь картины наполненные гармонией и балансом?
Думаю, это и есть своего рода гармония. Бывают периоды, когда я ничего не могу и не хочу делать. До меня днями не может дозвониться даже агент, я не выхожу из дома, не отвечаю на сообщения. Но назвать их штилем вряд ли возможно.
Artifex: В свое время ты работала над серией интервью с фундаментальными личностями современности, среди которых: военный стратег Эдвард Люттвак, главный редактор издания Real Clear Religion Джереми Лотт, адвокат и публицист Wall Street Journal Чарльз Моррис, военный историк и профессор Мартин ван Кревельд, профессор социологии и автор концепции «Глобального города» Саския Сассен. Вдохновил ли тебя этот опыт? Если да, то как?
Масштаб. Думать о большом, масштабном действии так же утомительно, как и планировать маленькое. Потому что инструменты планирования одни и те же — стратегирование, оперирование, тактика. Большой и маленький масштаб действия отнимает равное количество времени и сил столько же. Думаю, это главное, что я вынесла из работы над материалами интервью. Все эти люди — обычные люди — сделали нечто масштабное. Например, термин «креативный класс», который сегодня знает любой дизайнер или программист, ввёл ученик Саскии Сассен. А термин «геоэкономика» — тоже часто можно услышать в новостях, — принадлежит Эдварду Люттваку. И это не просто слова — это вклад в общий дискурс. Так стало принято говорить, а значит, понимать.
Artifex: Твои работы очень феминные, в них много женской энергии, боли, крика. О чем это для тебя? И как ты в общем относишься к феминизму?
Дискурс истерички — это один из самых распространённых дискурсов в мире, потому что он отражает любой дискурс активизма и борьбы. В бытовом языке «истеричка» — это пейоратив; но, когда Лакан вводил понятие «дискурс истерички» — он говорил, что «истеричка хочет быть госпожой господина» — не является ли это одной из сторон феминизма? Мои картины — это не манифестация, а исследование, в том числе исследование феминизма.
Artifex: Кто твой зритель? Опиши его.
Тот, кто испытывает смешанные чувства. Не знает, не может определить, что он чувствует. Или не знает, почему. Не может рассказать о том, что он переживает. Не знает, как описать. Не хочет обидеть или остаться непонятым. Или говорить об этом не принято. Тот, кто не понимает, больно ему или приятно от того, что происходит, хорошо или плохо. Тот, кому страшно заглянуть в себя, потому что он не знает, что там он увидит. Или знает.
Artifex: Как ты видишь себя спустя 5 лет? Где твои работы?
Там, где их увидят все. Я хочу, чтобы люди дарили и показывали друг другу мои картины и говорили: «вот что я чувствую» или «я понимаю, что ты чувствуешь». Чтобы они стали способом выражения не только для меня. Для этого, разумеется, от меня потребуется масштабное действие, я думаю о нём. В частности, думаю о платформах, через которые искусство распространяется сегодня и будет распространяться завтра. Вчера и сегодня — это галереи, выставки, знаменитые ярмарки, аукционы и биеннале. И здесь я только начинаю путь, например, участвую в выставке в Италии, посвящённой Данте, её курирует Борис Бролло (искусствовед, арт-критик, курировал в разные годы выставки в Италии и Европе, в частности, выставки Венецианской биеннале). Приходят новые предложения участия в выставках в Италии и Германии.
Но уже завтра (буквально, а не метафорически), весы могут качнуться в сторону цифровых платформ и цифрового искусства. Мы видели во время этой пандемии, как цифровые платформы легко и непринужденно захватывают рынки, касающиеся почти всех сфер человеческой жизни. Недавно мне предложили оцифровать картины в 3D и выставлять на аукционе цифрового искусства. И я понимаю, что, если не сегодня, то завтра это станет вторым, а может и первым способом распространения искусства в мире. Однако и классические платформы тоже сохранятся, но возможно, станут ещё менее доступными и более элитарными, чем сегодня.
Автор: Софа Кутепова