В золотой век Японии, эпоху правления клана Токугава, искусство развивалось в направлении укиё-э. Этот термин переводится буквально как «образы изменчивого мира» или «плывущий мир». Дело в том, что мир тогда казался сдвинувшимся с места, и те, кто чувствовал особенно тонко, не могли игнорировать этот факт. Прекраснейшие «звезды» того времени известны и сейчас – это Мацуо Басё, Тикамацу Мондзаэмона, Хисикава Моронобу и другие.

Тогда же появились иллюстрированные рассказы укиё-дзоси, стал полноценным театральным искусством танец Кабуки, развивались поэзия, драматургия и литература, математика и агрономия. А в сфере художественного изображения укиё-э больших успехов добился прекрасный художник Судзуки Харунобу (鈴木春信).

 

Укиё-э, благодаря новой технологии изготовления, стали доступны простому народу и быстро обрели популярность, потому что были близки и понятны каждому. Они отражали жизнь простого человека в ее многообразии, отвечая надеждам и мечтам, раскрывая поэзию обыденности. Они охватывали все стороны жизни японцев. Каждый мог найти картину на свой вкус: цветы и птицы, красоты природы, иллюстрации к литературным произведениям, самураи, актеры, гейши и даже изображения эротических сцен (шунга). Самый характерный пример ─ известная серия гравюр о преданных самураях Утагавы Куниёси. Впрочем, разговор не о нем.

Самое интересное, что в Японии эти гравюры не считались чем-то особенным, зато впоследствии стали вызывать дикий ажиотаж у европейских коллекционеров. Мане и Дега черпали вдохновение в японских укиё-э, в том числе у Харунобу. Очень непривычно думать, что импрессионизм зародился под влиянием японской живописи, которая просочилась сквозь железный занавес.

Именно Судзуки Харунобу стал первооткрывателем цветной гравюры и ввел многоцветную ксилографию. В его работах количество цветов достигало десяти, что было внове для японцев.

 

Изображал он обычно прекрасных женщин на фоне природы. Они были неизменно грациозными и гибкими, запечатленными в движении и развороте: идут, прогуливаются, зажигают фонарики, тянутся к веточке сакуры. Элементы пейзажа и разнообразные предметы мягко дополняют их образы. Героини не остаются одинокими и неприкаянными на пустом поле (как это часто бывает), они динамичны и многогранны. Сюжетные мотивы в японских гравюрах были не слишком распространены, но Харунобу отступает от канона. Впрочем, можно заметить, что фон он изображает плоским и не имеющим перспективы.

Удивительно, но гравюры Харунобу очень эмоциональны, что кажется мне несвойственным японской культуре. Индивидуализм, оригинальность и открытость миру чувств как-то противоречат философии самураев, а здесь смотрятся вполне естественно.