Екатерина Великая была не только мощным реформатором и умнейшей женщиной, но и довольно опасным публицистом. В 1769 году вышел первый номер журнала «Всякая всячина», издателем которого был назначен её статс-секретарь Григорий Козицкий. И имя это запоминать совершенно необязательно, поскольку оно – для отвода глаз: должность Козицкий занимал только формально, а вела журнал сама императрица, ведь это отличный политический инструмент.
Успешным примером для «Всякой всячины» послужила английская сатирическая газета Spectator — вслед за ней Екатерина выбрала принцип нравоучительной журналистики, как бы просвещающей через комизм. Только вот у неё комизм скорее превратился в «улыбательную сатиру», которая осторожно, но верно продвигала взгляды правительницы.
В первом же номере было опубликовано «письмо» вымышленного ею Афиногена Перочинова с наставлением о шести правилах восприятия общества. Только взгляните:
1) Никогда не называть слабости пороком. 2) Хранить во всех случаях человеколюбие. 3) Не думать, чтоб людей совершенных найти можно было, и для того 4) Просить бога, чтоб нам дал дух кротости.
И ещё два – в постскриптуме: …чтобы впредь о том никому не рассуждать, чего кто не смыслит; и шестое, чтоб никому не думать, что он один весь свет может исправить.
Вот эти-то положения против вольнодумства, конечно, и явились ключевыми в работе издания, а для кого-то и вовсе стали поводом к началу публицистической борьбы. И окончится она очень печально.
Главным противником «бабушки» сатирических журналов (такое прозвище дали «Всякой всячине» её современники) выступил Николай Новиков. Первый его журнал даже назывался вызывающе – «Трутень». А для того чтобы все точно поняли, что он имел в виду, Новиков поставил в эпиграф строчку из сатиры Сумарокова «Жуки и пчёлы», обличающей праздных помещиков: «Они работают, а вы их труд ядите». Разумеется, эта фраза распространяется не только на помещиков, но и на всех представителей власти. Актуально и по сей день.
И вот что ответил «Трутень» на правила «Всякой всячины»:
Они порокам сшили человеколюбия кафтан; <…> По моему мнению, больше человеколюбив тот, кто исправляет пороки, нежели тот, кто оным снисходит или… потакает.
Это заявление уже можно назвать отважным поступком, ведь интеллигенция понимала, кто стоит за «Всякой всячиной». Причём не только по политической направленности статей, но и по отношению к авторам: плохонького писателя Петрова, которого за спиной называли «карманным» поэтом императрицы, журнал поддерживал, а того же Сумарокова – заклеймил. Любопытно, что первого теперь никто и не вспомнит: тут история всё-таки навела порядок.
Отважно и то, что Новиков, в отличие от Екатерины, предпочёл оставаться открытым, хотя начинающие издатели могли подавать прошение в Академическую комиссию (на создание журнала) без оглашения имени.
Одним из лучших приёмов «Трутня» стал жанр «письма в редакцию». В кавычках, потому что письма эти были подставными – с помощью такой формы острые вопросы о взяточничестве и суде задавались будто бы от лица читателей, то есть нарочно простодушным образом. Но самыми страшными, конечно, были фрагменты о безысходности крестьянской жизни, ведь закрепощение крестьян при Екатерине только усилилось, несмотря на её эпистолярную дружбу с такими идеологами свободы, как Дидро и Вольтер.
В «Трутне» публиковались даже «рецепты» от пороков, и опять необычным образом – они выписывались аллегорическим персонажам с характерными именами: Самолюб, Начеркал, Недоум. Например, господину Безрассуду, не принимавшему крепостных за людей, было прописано «всякий день по два раза рассматривать кости господские и крестьянские до тех пор, покуда найдет он различие между господином и крестьянином».
Популярность журнала росла настолько, что тираж каждого номера «Трутня» стал превышать 1200 экземпляров – огромное число подписчиков по тем временам, между прочим! А вот журнал Екатерины к концу 1770 года издавался уже в 500 экземплярах и в итоге сменил название на «Барышек всякой всячины» (то есть «остаток»).
А теперь – уж совсем опасная цитата Новикова, едва ли не переходящая на личности:
Госпожа Всякая всячина написала, что пятый текст Трутня уничтожает. И это как-то сказано не по-русски; уничтожить, то есть в ничто превратить, есть слово, самовластию свойственное, а таким безделицам, как её листки, никакая власть не прилична…
Тут насмешка не только над просвещённостью самодержавного правления, но даже над знанием русского языка императрицей-немкой! Однако с монархиней шутки плохи: в апреле 1770 года журнал пришлось закрыть. У издателя «Трутня» были попытки возобновить борьбу, пусть не так резко и под другими названиями («Пустомеля», «Живописец»), но каждый последующий журнал закрывался, даже не успев набрать популярность.
И уже в 1792 году императрица издала указ о заключении Новикова в Шлиссельбургскую крепость – внимание – на 15 лет. Через четыре года Новиков был освобождён Павлом I, но вышел оттуда уже не в силах возобновлять свою деятельность. Вот такая вот цензура.