Мейерхольд был мрачный. Высокий, со стекающим вниз лицом, в кожаном плаще и с револьвером в кармане. «Они меня расстреляют!» – повторял он на каждой своей репетиции. Он, безусловно, был особым явлением русского, хотя больше советского театра. Будучи уже полнокровным актёром, Всеволод Эмильевич Мейрхольд (1874-1940) принимал участие в благотворительных постановках начинающего балетмейстера Михаила Фокина. Был знаком с молодыми Дягилевым и Стравинским. О нем, как о бунтующем гении говорил Немирович-Данченко, а Константин Сергеевич Станиславский пригласил его в первый состав легендарного МХТ.

Так начиналось время великих свершений, расцвета русского театра. Фокин, Дягилев, Бакст, Бенуа произвели революцию в балете. Глазунов и Стравинский – в музыке. Чехов – в драматургии. Станиславский заново создавал актерскую профессию, а Мейерхольд создавал профессию режиссера. О его репетициях ходили легенды. Гений импровизации! Он кричал и боролся, без конца искал и ставил эксперименты, первым рвался идти в авангарде советского искусства, так как видел в народной революции стимул к революции театральной. Но чем больше Мейерхольд всматривался в революцию, тем больше она всматривалась в него.


История знает уйму печальных примеров, когда театр вступал в противоречие с властью. Вот и сейчас мы это видим. За последние несколько лет появились радикально настроенные борцы за нравственность, называющие себя «православные активисты». Министерство культуры запрещает спектакли, якобы оскорбляющие чьи-то чувства. Второй сезон гремит «Театральное дело», проходят аресты, снятия с должностей и много чего ещё. О таком в большинстве СМИ говорить не принято. Жизнь меняется – люди нет.

Всеволода Мейерхольда власть долгое время поощряла и приголубливала. Ещё бы, ведь он развернул красный флаг революции впереди театрального локомотива. Он даже предлагал расстрелять врагов народа прямо на сцене своего театра! Такая пассионарность никак не могла проскочить мимо доблестных строителей коммунизма.

Не так давно я был свидетелем пылкого спора между яростным поклонником творчества Мейерхольда и одним посредственным театральным деятелем:

– Но ведь он часто поступал дурно – кричал второй – писал доносы, вёл театр черт знает куда! А расстрелы? А то как он скинул со сцены одного критика и велел никогда не пускать в зал другого?!

– Мейерхольд гений! – возражал первый – Ему простительно! Он искал ключ к новой режиссуре и нашёл его! Не было бы Мейерхольда, не было бы вашего любимого Товстоногова! Да на его теле, как он сам говорил на лекции «Мейерхольд против Мейерхольдовщины», не было ни одного живого места не исколотого и не оскорбленного критиками. Вы бы с ними иначе поступали?

Наверное правы оба. Ведь человек – это сумма его поступков. Разве что от оправдания мейерхольдовских зол немного веет раскольниковщиной. Конечно, никто не может похвастать своей идеальностью. Как любой человек, Мейерхольд был полон противоречий! В то время доносы писали если не все, то почти все. Почитайте архивы, сходите в музей истории ГУЛАГА – ужаснетесь. Мейерхольд же, в основном, отвечал на реальные доносы коллег по цеху.

Он действительно писал статьи в партийную газету, где обвинял оппонентов в «антисоветчине». Разумеется, что такой материал, в то время, уже служил поводом для ареста. Возможно в ком-то из вас уже зреет протест вышесказанному, но прошу: пусть тот кто сейчас хочет бросить в него камень, отложит его в сторонку, ну каждый слепо обожающий пусть подберет слюни. Мы с вами говорим о Мейерхольде! Человеке буйном и очаровательном, резком и непримиримом! Шестидесятипятилетнем старике, которого в течение нескольких месяцев избивали и морили голодом в подвалах НКВД. «За что они убили старика?» – произнес, умирая, великий советский актер Эраст Павлович Гарин.


Ответ, пожалуй, самый очевидный – зависть и страх! В 1922-ом он ставит спектакль «Великодушный рогоносец», за что получает пощечину от самого Луначарского: «Все это тяжело и стыдно… американствующая волна в быту искусства…» «В БЫТУ ИСКУССТВА» – какая фраза! А между тем «Рогоносец» был первым цирковым мюзиклом в советском театре. В финале играл настоящий джаз-бэнд с саксофонами и сбитыми ритмами! Следом прошли премьеры громких спектаклей «Смерть Тарелкина» и «Земля дыбом». Последний был посвящен Троцкому и стал агитационным гимном советской авиации. Еще один синтетический мюзикл «Лес» буквально ошеломил театральную Москву. Ну а «Мандат» по пьесе Эрдмана вообще разорвал зрителя на части. Когда Мейерхольд вышел на поклоны, зал стоя скандировал: «Долой Сталина и сталиских ставленников!». Такого Мейерхольду простить не могли.

Параллельно развивалась другая история. Любимая жена Мейерхольда – Зинаида Райх – писала нелестные письма Вождю народа. Можно ведь любить дуру!? Можно даже жениться на дуре, тем более если дура красивая. А Зиночка была очаровательна. Можно так же наверняка утверждать, что она не гнушалась, после бокала-двух, поливать грязью всю партийную верхушку в присутствии посторонних лиц. И это в 30-е то годы. Только представьте количество доносов состроченных на нее теми же актерами театра. К слову сказать, до встречи с Мейерхольдом Райх работала в канцелярии и к театру не имела никакого отношения. Думается мне, что вся труппа её, мягко говоря, недолюбливала.

Заключительным аккордом стал спектакль «Одна жизнь» к двадцатилетию революции. Достаточно привести одну сцену из этого спектакля: Тишина. По авансцене, еле передвигая ноги, движется молодая девушка изнасилованная взводом красноармейцев.

Его театр закрывают. Сам он становится изгоем.


Дальше начинается период мучительного ожидания. Каждый день он просыпается с мыслью, что за ним придут. Но этого не происходит. В 39-ом году его приглашают выступить на съезде деятелей искусства. Там он, в неизменной своей манере, вдребезги разносит соцреализм, как не имеющий ничего общего с искусством стиль формалистского плоскоумия. Вскоре его арестуют, будут жестоко пытать и в конце концов расстреляют.

14 июля 1939 года в доме 12 в Брюсовском переулке, где сегодня находится музей Мейерхольда и висит та самая памятная плита, прошли обыски. Через пару дней в квартиру номер 11 проникли неизвестные и зверски расправились с Зинаидой Райх. Ей нанесли 17 ножевых ранений! Жена Мейерхольда умерла на месте.


Там где появляется власть, искусство умирает. Оно превращается в какую-то склизкую дрянь – дурно пахнущую и бесконечно лживую. Тогда, в начале века, окровавленный ледокол советской власти остервенело прокладывал путь чему-то новому, а жирная лужа топлива, тянущаяся за ним, отравляла все с чем соприкасалась.

Вы знали, что время, необходимое для застывания вулканической лавы, зависит от мощности потока, ее строения и первоначальной температуры. Она может находится в движении от двух месяцев до нескольких лет. И часто, по прошествии длительного времени, температура лавы остается настолько высокой, что кусок дерева, воткнутый в нее, мгновенно загорается.

Сегодня множество людей, даже из сферы театра, сомневаются в таланте Всеволода Эмильевича. Мол якобы прыгнул на волну большевизма и удобно устроился у Луначарского за пазухой. Спрашиваю, читали ли вы его лекции, письма, стенограммы репетиций, хоть что-то? Ответ – нет. Я развожу руками, понимая, что с людьми правыми от рождения спорить бессмысленно.

Я глубоко убежден, что каждый творческий человек, который хотя бы раз соприкоснулся с работой Всеволода Эмильевича Мейерхольда, пробил кору его вулканического творчества, мгновенно воспылал ярким пламенем. Ведь влияние Мейерхольда чувствуется во всём русском искусстве ХХ столетия. И не только в искусстве! Спорт, режиссура массовых праздников, политические демонстрации – Мейерхольд везде! Это не то что оценить, понять мало кто может.