Светило солнце, в ветвях деревьев щебетали проснувшиеся птицы, с утра было хорошее настроение. Всё было отлично, пока я не посмотрел фильм «Дылда» Кантимира Балагова.
Предыдущая его «Теснота» – фильм о жизни еврейской семьи в Кабардино-Балкарии, откуда родом сам режиссёр – в целом, мне понравился. Только один момент напряг – документальная сцена казни российских солдат чеченскими боевиками (её смотрели по видеомагнитофону одни из персонажей фильма). Этот травматический эпизод слишком уж нарочито прилеплен к сюжетной канве. Можно было обойтись без него – на мой взгляд, это запрещённый приём.
В «Дылде» же стремление болезненно поразить зрителя заметно прогрессировало.
И дебютная «Теснота», и «Дылда» были отмечены в Каннах. Это успех для такого молодого режиссёра, как Балагов. Последняя картина получила приз за лучшую режиссуру в программе «Особый взгляд». И взгляд режиссёра на тему Великой Отечественной войны, надо признать, действительно особый.
Дылда – это огромного инопланетного роста девушка. Из-за контузии её комиссовали, и теперь она работает медсестрой в госпитале. Живёт она в комнате в коммуналке с сыном Пашей. Пашке – на вид около трёх лет, он маленький человечек, треть взрослого человека, а по сравнению с Дылдой и вся четверть. Он носит одежду на вырост, он собирается расти.
Питерская коммуналка, образы соседей, тяжёлый быт, переполненный людьми утренний трамвай, на работе – общение с ранеными, с главврачом – суровым военным – поначалу всё укладывается в систему созданных ранее в кино представлений о том, каким быть должен фильм о той войне. Укладывается до момента смерти ребёнка – он гибнет в результате несчастного случая. У Дылды случается приступ, когда они играются на полу, она, навалившись на него, случайно душит мальчика.
И весь созданный режиссёром мир с космической скоростью несётся в преисподнюю. Дылда из милой сестрички превращается в инфернального персонажа – оказывается, по распоряжению главврача она убивает раненых, чтобы те не мучились. Альбинос олигофренического роста, белёсые брови и ресницы, тёмные расширенные зрачки бездны – чем не Ангел Смерти? И зовут её странно – Ия. Он, она, оно приходит ночью к очередному раненому и делает укол «милосердия».
К Дылде возвращается с фронта сестра. Оказывается ребёнок был её. Родить из-за ранения она больше не может, и они вместе с Дылдой шантажируют главврача, чтобы Дылда родила от него. Фильм всё больше и больше теряет фокус реальности, начинается какая-то жуткая околоплатоновщина.
Предвижу, что фильм вызовет сильное возмущение у приверженцев исторической правды. Но я бы в этом случае от неё абстрагировался. Правильней было бы воспринимать данную картину как сатанинскую мессу. Фактически, автор и инициировал её, принеся в жертву ребёнка. Чёрная месса – точнее не придумаешь. В фильме и демоны появляются в виде семьи партработника.
Автор талантлив, безусловно. Актёры у него играют хорошо. Композиция кадра грамотно поставлена. В фильме создан пусть и инфернальный, но мир со своими законами, со своим языком. В картине умело используется символика цветов. Превалируют два: красный и зелёный. Красный – цвет крови, цвет запрета, цвет смерти. Зелёный – цвет жизни, цвет рождения. Автор играет этими смыслами. Например, в одной из сцен зелёным красят «мясные» стены своей комнаты, тем самым символически подготавливаясь к зачатию.
Но вот гляжу я на улыбчивое фото режиссёра в интернете. Розовощёкое рыжебородое лицо пышет здоровьем. Семьи, детей нет – видимо, легко далась сцена детского жертвоприношения. Автор молод, ему 27. Так откуда уже такая странная, нездоровая рефлексия на события тех лет? Откуда такая болезненная фантазия, откуда такой изощрённый вампиризм? Ведь от его картины мертвечиной, бледной нежитью несёт.
Понятно, что война – это не только фанфары, угар победы, праздничные марши и торжественный пафос. Война – это грязь, кровь, пот и слёзы. Фильмы о войне не обязаны быть приятными для восприятия. Но с одной стороны в спину танковым дулом упирается бездарно-патриотический «Т-34», а с другой – такая вот странная патология в виде «Дылды». И думаешь, что хуже?
В заключительной сцене одна героиня истерично бормочет другой: «Нас вылечат, вылечат...» Вылечат ли?