«Новый Феллини явился!» Так, перефразируя знаменитое высказывание Некрасова о Достоевском, можно обобщить, как и положительную, так и негативную критику о вышедшей в 2013 году на экраны картине Паоло Соррентино «Великая красота». Причём именно эту связь с Феллини немалое число рецензентов ставила режиссеру в вину, обвиняя его в банальном подражании.
На мой же взгляд, в фильме имеет место не подражание, а преемственность, а также диалог двух великих художников. Именно «великих» – после «Великой красоты» я не побоюсь этой оценки для Соррентино.
Безусловно, только совсем уж далекий от кино человек не смог бы заметить в «Великой красоте» прямых отсылок к «Сладкой жизни» Феллини. В обеих картинах действие происходит в Риме. И там, и там «невнятная» сюжетная линия: главный герой ведёт богемную жизнь, ночью не спит, веселится, развлекается, часто в компании странных людей, домой он приходит под утро, а сам фильм в итоге заканчивается «ничем».
Главные герои - писатель Джеп Гамбарделла («Великая красота») и журналист Марчелло (Мастроянни) из «Сладкой жизни» - очень похожи. Правда, они сильно отличаются по возрасту, и к этому обстоятельству мы ещё вернемся.
Да – «Сладкая жизнь», и да – Феллини. Можно и дальше проводить параллели со знаменитой картиной, но я остановлюсь, так как до меня здесь уже «потоптался» целый табун кинокритиков.
Мне интересней было найти в «Великой красоте» более тонкие аналогии. Например, шоу у врача-косметолога, делающего инъекции ботокса, не менее сюрреалистично, чем показ католический моды в «Риме» Феллини, а присутствие карлицы – начальницы главного героя – напоминает об уродцах «Сатирикона». Я бы вообще не стал сильно увлекаться «Сладкой жизнью».
По моему мнению, эстетика «Великой красоты» ближе к «Армаркорду». И все же, сопоставляя творчество Соррентино и Феллини (или Феллини и Соррентино) можно заметить, что динамика и статика сцен у этих режиссёров разная. Поэтому «отпустим» Феллини, чтобы его тень не заслоняла таланта нашего современника.
Итак, «Великая красота». Многие критики напряжённо искали в этой картине социальный подтекст (жизнь загнивающей богемы и т.п.). Но назвать её социальной драмой или сатирической комедией язык не поворачивается.
Наоборот, в своём фильме Соррентино издевается над пресловутой «социальностью». Главный герой берет интервью у художницы с выбритыми на лобке серпом и молотом и выясняет, что она абсолютно глупа, а её перформанс - ненастоящий. В другой сцене он даёт уничижительную отповедь своей знакомой марксистке, не оставляя камня на камне от её активной жизненной позиции.
Некоторые российские критики, не обнаружив «соцзаказа» и почувствовав, что Соррентино и не собирался бичевать пороки западного общества, нашли фильм вульгарным и пустым. Но, на самом деле, они упустили самое главное, о чём заявлял автор в названии. Они упустили ту самую «великую красоту».
Чтобы увидеть её, пригласим эксперта из XIII века, а именно - Фому Аквинского, одного из столпов католической философии. Итак, открывается дверь и входит Фома Аквинат с нимбом над головой и трактатами подмышкой. Садится. Фома Аквинский называл красоту, как и духовную, так и телесную, божественным явлением. Он считал, что они идут от Бога, а Бог и есть сама сущность красоты. Характерно у Фомы Аквинского появление «оправдания» телесной красоты, так как в средневековой Европе ею пренебрегали, истинным считали не материальный мир, а тот, который ждал после смерти.
Фома Аквинский связал платоновскую идею и учение о форме Аристотеля с идеей Бога, тем самым перекинув мост из христианского средневековья в античность. Впоследствии художники Ренессанса в своих картинах предлагали постичь духовную красоту через красоту античную, то есть телесную.
По фильму главный герой, писатель Джеп Гамбарделла, после своего первого романа не смог больше написать ничего, потому что «искал великую красоту». Какую же красоту можно назвать великой? Ответим вместе с Фомой Аквинатом: только божественную. И в фильме Гамбарделла постоянно вспоминает один день из своей юности, когда он её увидел. Он вспоминает, как вместе с компанией отдыхал на побережье возле маяка, и вечером молодая девушка показала ему свою грудь. Несмотря на кажущуюся тривиальность, эта сцена - одна из ключевых и самых сильных в фильме.
Один из российских кинокритиков неостроумно назвал её «сценкой в жанре «Сиськи покажи!». Можно, конечно, в меру своей циничности написать и так, но для героя этот момент его жизни стал божественным откровением, ведь не зря он переживает его вновь и вновь. И откровение это снизошло к нему через лицезрение телесной красоты.
Эпоха Возрождения сделала человека объектом эстетики. На картинах того времени мы видим человеческое тело – идеальное и молодое. Соррентино идёт дальше – помимо молодого, он эстетизирует тело пожилое и дряхлое. Главному герою «Великой красоты» 65 лет, его ближайшее окружение представляет собой компанию людей, которым далеко за сорок. Самой молодой из основных персонажей фильма является сорокалетняя стриптизёрша. А в конце фильма появляется и долгожитель – монахиня, которой уже 110.
Очевидно, что Соррентино сильно интересует «старческая» тема. На вопрос «Что тебе нравится больше всего в жизни?» его главный герой отвечает: «Запах дома, где живут старики». Соррентино и в следующих своих картинах «Молодость» (которая на самом деле старость) и «Молодой папа» будет утверждать культ старого тела.
Вернёмся в Рим. «Рим – вечный город» – это известное древнее выражение. Об этом напоминает бой часов, с которого фильм начинается. И где же, как не в «вечном городе», в древнем центре античности и католицизма, искать великую красоту? «Вечный город» здесь коррелирует с божественной, великой красотой. Древнеримская поговорка гласила: «Увидеть Рим и умереть». Переосмыслим это выражение – увидеть нечто великое и умереть. В начале фильма китайский турист падает в обморок прямо на смотровой площадке – не пройдём и мы мимо этой кинометафоры.
«Приятно всё, что ублажает взор» – вспомним другую цитату из Фомы Аквината. И действительно, испытываешь наслаждение от того, что «приготовил» тебе Паоло Соррентино. Как он построил кадр, какой взял ракурс, как плывёт его камера, как сделан монтаж. Режиссёрская работа выполнена настолько филигранно, что ставит Соррентино в один ряд с великими режиссёрами прошлого века. Какие порой неожиданные сцены он придумывает! Например, на фоне древней стены тебе показывают экзотического жирафа - и что-то, минуя умственные процессы, мягко проникает в сознание, вспыхивая внутри салютами восторга. Это чудо, эта та божественная ясность по Фоме Аквинату, которую порой трудно объяснить.
«О чём же, всё-таки, фильм?», – спросит строгий и педантичный зритель. Отвечу, перефразируя главного героя. Фильм об одиночестве, о земных радостях и скорбях. О жизни, порою тщетной и бесполезной, о жизни утекающей, как вода. И самое ценное, что в ней может быть – это те редкие и беспорядочные вспышки великой красоты, которые мы видели или когда-либо увидим ещё.
P.S. Когда был создан мир, «увидел Бог, что это хорошо» – все помнят эти строки из Библии. Но я в заключении позволю себе еретическое предположение. Может быть, перевод был не точен, может быть, всё-таки, «увидел Бог, что это прекрасно»?