«Первое правило бойцовского клуба: никому не рассказывать о бойцовском клубе».
Книги, которые пишет Чак Паланик, крамольны и циничны. Его прозу можно охарактеризовать как подрывную, внесистемную, неподвластную букве издателя. Однако даже ей не чужды чёткие установки и шаблонность.
«Второе правило бойцовского клуба: НИКОГДА никому не рассказывать о бойцовском клубе».
Анархист Тайлер Дёрден, выдуманный Палаником, продолжает надиктовывать пункты своего устава, намекая на то, что хаос не бывает хаотичным. Голосом Тайлера Дёрдена говорит сам Паланик — неисправимый мизантроп и фанатик контроля. Человек, что ненавидит человечество уже 60 лет кряду, и ненавидел бы ещё столько же, не будь наш век столь коротким.
Haben oder sein. Перевод с немецкого: иметь или быть. Эрих Фромм поместил эти глаголы на обложку своего философского трактата, порицающего общество потребления. Американец с украинскими корнями Чак Паланик (вопросы генеалогии оставим на потом) тоже презирает бездумный «консампшен», но вместе с этим также отворачивается и от «иметь», и от «быть».
Почему? Потому что отношение к любым глаголам у писателя особое. Точнее, к тем из них, что попадают под категорию «мыслительных»: в одной из своих публикаций он призывал начинающих авторов отказаться от слов «думать», «понимать», «знать», «верить» и иже с ними. А также «любить» и «ненавидеть». И «иметь» с «быть» тоже.
Запрещено: Мэри понимала, чем закончится это свидание. Разрешено: Мэри залпом осушила стакан с бурбоном и похотливо прошептала: «К тебе или ко мне?»
Запрещено: Джон был скверным танцором. Разрешено: Когда Джон выползает на танцпол, где-то в мире плачет один котик.
«Вместо бледных, утверждающих «быть» и «иметь» попробуйте раскрыть детали портрета своего героя через действия и жесты. Тогда вы покажете историю, а не просто расскажете её».
Стиль Паланика — выверенная система. Предложения — резкие и короткие, будто бы оборванные на полуслове. Формулировки — резкие и короткие, как журналистские статьи, написанные в стиле «гонзо». Отдельные фразы — резкие и короткие — повторяются неоднократно на протяжении истории.
«Покажи мне стиль, детка! Вспышка».
В центре этих историй, как правило, находится одинокий пессимист, «ищущий, куда бы ему прибиться». И к кому прибиться тоже. Сюжеты Паланика нелинейны, зачастую представляют собой непрерывный мысленный поток — громадный монолог, через который герой исповедуется перед читателем (или же поносит последнего вместе с его роднёй, начальником и домашними питомцами). «Четвёртой стены» не существует, а мир, описываемый в книгах Чака, утопает в хтони и жути. Так много «чернухи», так много жестокости. На языке вертится слово «сюрреализм». Но при всём при этом универсум Паланика не кажется чем-то ирреальным, а дичь, учиняемая его персонажами, представляется делом будничным, будто бы что-то подобное прямо сейчас происходит за углом вашего дома.
«Покажи мне грязь, детка! Вспышка».
Своё творчество Паланик описывает словами transgressive fiction, а самого себя тешит титулом «шокового» писателя. Этакая «пропаганда действием», но в шкуре худлита — безвкусица, которой орудует человек со вкусом. Чтиво, выбивающее почву из-под ног, из-за чего одни критики считают Чака мессией, а другие — возмутительным бездарем, что уповает на эпатаж.
Вот какими категориями обозревательница портала Salon.com оценивает роман «Дневник»:
«Нигилизм обкуренного школьника, который открыл для себя Ницше и Nine Inch Nails».
Мы предпочитаем заострить внимание на иной категории — на слове «возмутительный». В своё время именно такую оценку литературный редактор дал второй книге Паланика — роману «Невидимки» (дебютную новеллу писатель до редакции не донёс, так как посчитал посредственной). Разъярённый Чак не растерялся, а написал ещё более возмутительный «Бойцовский клуб», который не только смог добраться до читателя, но и обрёл бешеную популярность в Штатах. Настолько, что через три года после публикации книги в 1996-м режиссёр Дэвид Финчер этот сюжет экранизировал. Подрихтовал в паре мест, однако оригинала ни разу не испортил и пополнил цитатники синефилов всея планеты лозунгом:
«Самосовершенствование — это онанизм, а вот саморазрушение…»
Паланик вмиг стал культовым автором. Причём буквально: фан-клуб Чака в Сети носит название The Cult. Но, постойте-постойте, то была середина 90-х, а на момент выхода «Бойцовского клуба» писателю уже было за тридцать. Чем же он занимался до того, как литературные паломники на промо-турах начали носить книги ему на подпись? Что заставило малыша Чака, чьё детство пришлось на буйные 70-е, так сильно возненавидеть всех и вся вокруг себя?
Вот теперь-то мы, как и обещали выше, немного покопаемся в биографических документах. Откуда у Паланика взялись украинские корни? Так дедушка подарил. В начале прошлого века некто Николай Палагнюк покинул Российскую Империю, прикупил участок в Вашингтоне, завёл жену, детей, скотинку… А после прервал семейную идиллию с помощью ружья: первым выстрелом Коля вышиб голову суженной, а второй приберёг для себя любимого. Папа Чака тоже нехорошо закончил: его убил ревнивый муж горячей любовницы. Случилось это почти сразу после того, как родители будущего писателя свели концы с концами в бракоразводном процессе, очевидцем которого был малыш Чак.
Вполне возможно, что его радикальное мировоззрение сформировалось под грузом травматических эпизодов из детства. Или же во всём виновата бурная студенческая молодость, проведённая в Орегонском университете на факультете журналистики? Или работа в газетёнке в Портленде? Должность механика? Лютые пьянки в составе фриков из Какофонического общества, члены которого забавы ради разносили улицы под звуки полицейских мигалок в костюмах Санта-Клаусов?
Всё возможно. Всё без исключения. Но догадки — это всего лишь догадки, а нас интересуют факты: пока Паланик перебирал дизельные движки на заводе Freightliner, возил обитателей хосписа по «группам поддержки» и верстал техническую документацию на заказ, в его голове бурлили идеи. Идеи, закалённые дикими тусовками в компании портлендских бродяг и дебоширов. Идеи, пришедшие в голову Чака благодаря писателю Тому Спанбауэру, писательские курсы которого Паланик посещал на досуге. Стихийный бунт, фундаментальный минимализм в каждом предложении, потребность не в раскрытии персонажей, но в подглядывании за тем, как они куролесят в постели — Паланик не душит снобизмом и не возводит в абсолют ничего, кроме своего чеканного слога. Он не пишет так, чтобы читателю было cozy (в переводе с английского «уютно» или «удобно»); он пишет так, чтобы читатель испытал shock и никогда не брал в руки каталог от IKEA.
«Если вы собираетесь это читать, то не надо. Всё равно через пару страниц вам захочется отложить книжку. Так что лучше не начинайте. Бросайте. Бросайте, пока не поздно. Спасайтесь. Посмотрите программу — по телевизору наверняка будет что-то поинтереснее. Или, если у вас столько свободного времени, запишитесь на вечерние курсы. Выучитесь на врача. Сделайте из себя человека».
Может показаться странным, почему Паланика так редко экранизируют. «Бойцовский клуб» от Финчера, «Удушье» от Кларка Грегга, парочка фанатских короткометражек... Но тут ничего удивительного нет. Его прозу легко пересказывать на уровне синопсиса, но крайне тяжело разжевать в деталях. Ибо фактура текста не позволяет. Опишите «Лолиту» Набокова парой слов: мужчина в самом расцвете сил колесит по Америке и домогается несовершеннолетней девчушки. Но ведь аморальные совокупления играют в набоковской нетленке далеко не главенствующую роль, не так ли? Ту же мысль можно экстраполировать на фикшен от Чака Паланика. Офисный планктон устаёт от рутины вперемешку с бессонницей и открывает сообщество по интересам, где усталые мужики бьют друг другу морды — «Бойцовский клуб». Топ-модель уродует собственное лицо, связывается с кучкой маргиналов и начинает грабить богатеев, чтобы заработать на обезбол — «Невидимки».
Повторимся: Паланика тяжело переносить на экран, ибо фактура текста не позволяет. Пример: «Пигмей», написанный от лица иностранца, что готовит теракт в США, а потому излагает свои радикальные мысли на ломанном английском. Или «Уцелевший», главный герой которого меланхолично наговаривает хронологию собственной жизни «чёрному ящику» на борту летящего чёрт знает куда «Боинга» — общается он просторечно и часто уходит в лирические отступления. В один момент он даже начинает объяснять, как лучше выводить пятна того или иного вида с различных поверхностей в доме. Нагромождение совершенно не киногеничных деталей, сторонняя болтовня, постоянное пребывание в голове героя, что вываливает на читателя душу со скоростью межконтинентальной баллистической ракеты — либо хронометраж иссякнет, либо бюджета не хватит на монтажные выкрутасы.
Революционеры из «Бойцовского клуба» учат тому, как варить мыло из человеческого жира и мешать апельсиновый сок с бензином, чтобы получить напалм. Однако все эти штуки из раздела fun facts ничему не учат. Наоборот, они дают ложную информацию, вводя читателя в заблуждение. Это, пожалуй, самый излюбленный приём автора — писать так, чтобы аудитория воротила нос и недоумевала. Такой же тактики писатель придерживается во время чтений вживую или на автограф-сессиях. Ему ничего не стоит закидывать публику резиновыми муляжами отрубленных конечностей на пике наиболее мерзких эпизодов повествования. Или может подарить фанату надувного тигрёнка приличия ради.
Есть одно стародавнее клише: в моменты неопределённости на плече героя комедийного произведения появляются ангел с дьяволёнком и навязывают бедолаге свою позицию. Если бы подобная сцена встретилась в книге Паланика, слуги Рая и слуга Ада мигом бы сиганули с плеч, закинулись таблетками и пошли бы очищать землю от грешников с автоматами наперевес.
Почему книги Паланика так популярны? Из-за провокационного содержания? Из-за контрастного конфликта формы и содержания, тёмного и очень тёмного? Или потому, что Чак не столько придумывает шокирующие истории сызнова, а, по большому счёту, внимательно слушает истории других людей, превращая оные в нечто прекрасное в своей омерзительности. Как признавался сам автор, поклонники любят делиться с ним сокровенными тайнами и страшными байками, которые впоследствии обращаются новеллами.
Миссис Кларк из «Призраков» Паланика говорила следующее:
«Каждому нужен кто-то, кто его выслушает».
Так вот, голосом миссис Кларк говорит сам Паланик — неисправимый мизантроп и фанатик контроля. Человек, что ненавидит человечество уже 60 лет кряду, и ненавидел бы ещё столько же, не будь наш век столь коротким.