Если Пол Маккартни был первой рок-звездой, поведавшей миру о патафизике, то первым представителем музыкальной тусовки, удостоившимся признания патафизического общества, был Роберт Уайатт (Robert Wyatt). Те, кому посчастливилось побывать в гостях у Уайатта в Линкольншире, рассказывают, что в его кабинете на самом почетном месте стоит диплом, удостоверяющий факт его принятия в члены Парижского Коллежа патафизики, с которым соседствует большая патафизическая библиотека.
Легендарное «лето цветов», раскрасившее Лондон во все цвета радуги в 1967 году, на самом деле, ведет свой отчёт с более ранних времен. Официальной датой начала его победоносного шествия можно считать 14 октября 1966 года, когда в клубе Roundhouse состоялся музыкальный марафон, собравший около двух с половиной тысяч зрителей. Среди них были и Пол Маккартни, явившийся в целях конспирации в арабском бурнусе, и культовый кинорежиссер Микеланджело Антониони, и Мэриан Фэйтфул, кстати, выигравшая специальный приз за самое короткое платье. В ту ночь все собравшиеся в клубе дружно называли себя фриками. А на сцене всю ночь царили две новые группы, мгновенно признанные вождями музыкального андеграунда, — Pink Floyd и Soft Machine.
Вскоре главное шоу андеграунда переехало в новый клуб UFO, аббревиатура, расшифровывавшаяся вовсе не как «Неопознанный летающий объект», а как «Безграничный парад фриков» (Unlimited Freak Out). То, что играли обе группы, позже назвали по преимуществу психоделией, но все сошлись в главном: так, как они, не звучал еще никто и никогда.
Роберт Уайатт был барабанщиком и вместе с Кевином Эйерсом вокалистом The Soft Machine, группы, которую впоследствии назовут самой влиятельной во всем Кентерберийском роке (направлении, у истоков которого они стояли) и английском фри-джазе.
Это была высоколобая музыка, критика назвала партнеров по Soft Machine Роберта Уайатта и Майка Ратледжа самыми образованными людьми во всем английском роке. И это при том, что Уайатт бросил школу после шестого класса. В двухтысячных его еще удостоят звания Почетного профессора Льежского университета в Бельгии (вспомним, что почётный профессор нескольких мировых университетов Иосиф Бродский тоже не окончил среднюю школу). Но достаточно и того обстоятельства, что ближайшим другом родителей Уайатта был один из величайших поэтов Англии Роберт Грейвз, в гостях у которого в Испании будущий музыкант провел не один месяц.
Нет ничего удивительного в том, что имена The Soft Machine и Pink Floyd были вышиты золотыми нитками на знамёнах Лета любви. Фрики с гордостью размахивали этими знамёнами, и сами музыканты умело поддерживали собственную репутацию.
Отдельного упоминания заслуживает эпизод записи сольного альбома Сида Барретта, создателя и первого лидера Pink Floyd. Главная жертва «кислоты» в истории рока, он вскоре оказался в роли изгоя в собственной группе, но, видимо, не желая сдаваться, попытался работать сольно. Итогом этого начинания явился альбом The Madcap Laughs, в записи которого софтмашинисты приняли участие почти в полном составе. Это был апофеоз психоделии.
Роберт Уайатт позже рассказывал корреспонденту Melody Maker:
«То, что называлось репетициями, проходило примерно так. Мы спрашивали: «В какой тональности играем, Сид?» Он отвечал: «Ага». Или: «Забавно, у тебя тут такт на две с половиной доли, следующий как будто замедляется, а потом на пять долей». Он удивляется: «Что, правда?» В конце концов, мы только начали что-то играть, как он остановил нас: «Всё! Отлично! Спасибо вам большое!»
Несмотря ни на что этот альбом Барретта сегодня признан классикой психоделии, а о работе Уайатта на нём отозвался тогдашний новобранец Pink Floyd Дэвид Гилмор, который сводил в студии несколько песен с альбома:
«Я был потрясен тем, как блистательно он играл. Как он умудрялся поддерживать ритм в том, в чём его по определению не было»
Но профессионализм музыкантов Soft Machine ни от чего не застраховывал. Их самих ожидали приключения вполне в духе фриков. Сначала после кратковременных гастролей во Франции они не смогли вернуться в полном составе в Лондон, поскольку гитаристу Дэвиду Аллену, гражданину Австралии, просто не дали въездной визы. После записи первого альбома основной вокалист группы Кевин Эйерс взял и уехал в Испанию на пару годков, никого не предупредив. Тогда, кстати, Джими Хендрикс всерьез раздумывал о приходе в Soft Machine в качестве гитариста. Опубликована запись песни Уайатта, где Хендрикс подыгрывает ему на басу.
Но проект не осуществился и уже второй альбом The Soft Machine записывался в новом составе, а Уайатт стал основным вокалистом группы.
Именно второй альбом открывается номером под названием Pataphysical Introduction Pt. I (Патафизическое предисловие Пункт 1), в котором Уайатт объявляет группу официальным ансамблем Коллежа патафизики, а в дальнейшем пропевает английский алфавит в обычном порядке и задом наперёд.
Музыкант признавался, что идею он почерпнул у Альфреда Жарри, который предпочитал обедать наоборот, то есть начинать с бренди и заканчивать супом (заметим, что еще в 80-е годы девятнадцатого века Антоша Чехонте в календаре «Будильника» предлагал вариант «завтрака журналиста», начинавшийся рюмкой водки, продолжавшийся ею (точнее, ими) и ею же заканчивающийся безо всякого супа). Судя по всему, изыски The Soft Machine не прошли мимо внимания учредителей Патафизического коллежа, после чего они и приняли Роберта Уайатта в свои ряды.
На этом можно было бы и прекратить рассказ о биографии музыканта, тем более что ее без труда можно легко обнаружить в любых энциклопедиях и справочниках. Можно и поворчать, что человек просто оказался в нужном месте в нужный момент. Но есть в жизни и судьбе Роберта Уайатта такие особенности, которые выделяют его из всех рядов. Его биография, быть может, одна из самых незаурядных историй века.
Начнем с того, что, будучи весьма привлекательным юношей, пользовавшимся постоянным успехом у девушек, довольно рано получившим известность в элитарных кругах Лондона, Уайатт оказался болезненно застенчивым, крайне пессимистичным, полностью не уверенным в себе человеком.
Его ранний успех на всех фронтах завершился… попыткой самоубийства. Его спасли от смерти, но спасти от самого себя его было невозможно. Он ушел из The Soft Machine, поскольку не мог сосуществовать с другими музыкантами, исполняя их требования, создал свою группу Matching Mole, тоже быстро набиравшую обороты, которую распустил после двух альбомов, поскольку счёл, что не вправе руководить другими людьми. Его беспрестанно приглашали во всевозможные проекты, при этом он совершенно не понимал, почему так происходит. Пессимизм накатывал приступ за приступом, мысли о добровольном уходе из жизни не покидали его ни на секунду.
О собственной музыке он отзывался с иронией: «Если говорить о нас как джазовых музыкантах, мы были самой продаваемой джазбандой, если как о рок-группе, мы продавались хуже всех».
Так продолжалось до 1 июня 1973 года. В тот вечер в большой компании в гостях у широко известной в узких кругах Леди Джюн (Lady June) Уайатт в обычном своем депрессивном состоянии активно мешал виски с вином и пуншем. В определенный момент ему пришла в голову счастливая идея взобраться по водосточной трубе из окна ванной на четвертом этаже на этаж выше. А потом…
«Я услышал жуткий вопль, — рассказывал он, — похожий на волчий вой. Мне потом сказали, что вопил я сам»
Уайатт сорвался с высоты четвертого этажа. Врачи утверждали, что выжил он лишь из-за того, что был крайне пьян, а потому полностью расслаблен.
«Я слышал собственный волчий вой так, будто он доносился издалека. Я был будто отдельно от него. Я помню, как меня забирала скорая. В общем, шесть недель спустя, поскольку меня в больнице пичкали таким количеством лекарств, что я был в полной отключке…»
Врачи констатировали перелом двенадцатого позвонка и как следствие полный паралич нижней части тела. В 28 лет Уайатт оказался прикованным к инвалидному креслу на всю оставшуюся жизнь.
«Я проснулся, обнаружил себя в больничной койке и понял, что передо мной полностью новый мир»