Интервенция современного искусства в храмовые покои шедевров мировой классики всё больше похожа на высадку космического десанта некого инопланетного разума, который прибыл сюда, возможно, только с одной целью: напомнить, что даже самые закостенелые формы неизбежно распадаются под стремительным течением времени, а, распадаясь, так же неизбежно стремятся образовать новые.

В этом смысле, довольно удачным примером «вторжения» на этот раз стали Homo Virtualis российского арт-дуэта Recycle group, узурпировавшие пространство «святая святых» Музея изобразительных искусств им. А.С.Пушкина до конца летнего сезона.

Всё закономерно: данная культурологическая ситуация является не сенсационно-провокационным, а скорее уже традиционно-эволюционным жестом, укрепляющим тенденцию излюбленной коллаборации прошлого с настоящим. В 2014 году бельгийский нео-концептуалист Вим Дельвуа (Wim Delvoye) уже был инкрустирован в залы ГМИИ через свою «Мимикрию» образов.

Объекты резной скульптуры, выполненные в современных материалах, были предельно деликатны и созвучны с постоянной экспозицией музея и в тоже же время, музыкально резонируя, вызывали легкое чувство беспокойства.

 

Ян Фабр (Jan Fabre) – современный «рыцарь отчаяния — воин красоты», представленный масштабной ретроспективой в 2016 году в Эрмитаже, в своём диалоге с классическим искусством довёл это чувство до апогея ощущения настоящей тревоги. Шокировать зрителя чучелами животных, эстетично вписанных среди голландских натюрмортов XVII века, — не сама цель изощрённой мысли Фабра, хотя ему, безусловно, это удалось.

 

Современный художник всё больше напоминает средневекового алхимика. Он движим желанием выявить тайные связи, существующие между вещами прошлого, настоящего и возможного будущего; найти под мёртвой оболочкой жизнь; расширить границы пространства художественного эксперимента, выражая суть престарелой истины, что искусство, как и красота, пожалуй, требует жертв.

На какие жертвы пойдут Homo Virtualis, эти существа новой формации, местом обитания которых является виртуальная реальность? На самые радикальные: они могут остаться просто не увиденными. Стремительное развитие цифровых технологий, влияние интернет-пространства, зависимость от социальных сетей и конструирования собственного виртуального мира внутри них всё больше определяет лицо сегодняшнего зрителя.

«Художники группы задают посетителям вопрос: чем могут быть измерены сегодня авторитет, влиятельность, популярность отдельного художника или целого музея: индексом цитируемости, числом подписчиков в социальных сетях, количеством лайков и селфи, сделанных на фоне произведений?»

 

По этому поводу из строительной сетки возведена монументальная «Селфи башня», встречающая посетителей в античном дворике, на фоне которой уже создаются новые селфи. В реальном времени образуется ситуация «онлайн» цитируемости произведения в произведении. Заигрывание со зрителем происходит и в моменте поиска самих объектов, которые разбросаны по нескольких залам от Древнего мира и Средневековья до эпохи Возрождения постоянной экспозиции музея. В этом игровом процессе ненавязчиво меняется восприятие уже знакомых маршрутов: острее вглядываешься в уголки музейного пространства, обделённые ранее столь пристальным вниманием; заинтересовано читаешь этикетки соседствующих экспонатов рядом с новыми жильцами; а потом находишь, что весьма занимательной картиной становятся сами же её зрители.

Там где «высокое» искусство рифмуется с серией пластмассовых «рециклингов» иконографически близких классическим образцам, возникает атмосфера, пропитанная чувством зрительского замешательства, корни которого уходят в актуальный вопрос современности: «Что есть искусство и как отличить копию от оригинала, «высокое» от «низкого», вечное от сиюминутного?».

 

В попытке вступить в контакт с инородным объектом, нутро которого спрятано в виртуальные пласты поля зрения, посетитель оказывается в позиции архаичного наблюдателя, того, кто, не будучи подключенным к источнику новой реальности, имеет риск остаться без альтернативных выходов в старой. Этот факт явно обозначается самим принципом взаимодействия с нано-объектом, без нужного приложения к которому в своём гаджете нет никаких шансов увидеть его.

Но чудодейственное событие происходит, и вот перед нами Homo virtualis. Эти «шаблоны человека» (как обозначают их сами художники) - перфорированные модели человеческих тел с налётом античного совершенства уже парят среди реплик вечных скульптур Парфенона. Соитие двух миров образует визуально эффектную систему, центром которой, как ни парадоксально, становимся мы сами.

 

Современные зрители, к рукам которых прирос этот новый цифровой орган, ставший, в конечном итоге, уже продолжением их самих, смотрят на собственные зеркальные проекции. Образ получился коллективный и собирательный. Таким видится будущее через прошлое в настоящем. Синтезируя реальность, искусство вступает в заговор с миром, продолжая думать за нас и вместе с нами. В поисках универсального ключа неизбежно открываются новые двери. Как и двери Пушкинского музея остаются открытыми для новых экспериментов и пытливых умов зрителей.