Сегодня День защиты детей. Кажется, неуместно писать в этот день о матери, которая в порыве ревности убивает двух своих сыновей. Действительно, в судебной практике уже давно утвердился термин «комплекс Медеи», что вполне сопоставимо со знаменитым «Эдиповым комплексом», который стал широко известен с подачи Зигмунда Фрейда. Если заглянуть в криминальные хроники, то мы довольно часто можем встретить в них случаи, напоминающие знаменитую трагедию Еврипида. В начале прошлого месяца женщина-полицейский из Самары покончила с собой, выпрыгнув из окна своей квартиры. В последний полёт она взяла четырёхлетнюю дочь. Приглашала присоединиться и своего старшего сына. Но мальчик испугался и отказался. Вот Медея в современной жизни.
Так зачем нам надо говорить об этом страшном явлении, описанном, например, в известном романе Трумена Капоте «Хладнокровное убийство», в такой светлый праздник? Наверное затем, что проблема насилия по отношению к детям стоит очень остро в современном мире.
Блаженный Августин утверждал в своё время, что нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Настоящее мгновенно, будущее призрачно и всё, что по-настоящему есть у человека, – это прошлое. Поэтому, согласно великому богослову, можно лишь говорить о прошлом прошлого, о прошлом настоящем и о прошлом будущем. Вывод из всего сказанного напрашивается сам собой: прошедшее время – самое реальное, самое надёжное. Отсюда, наверное, и исходит неувядаемая сила былого, давно ушедшего. В греческой трагедии заключён такой богатый опыт человеческих страданий, ошибок и неожиданных открытий, что в произведениях Еврипида, Софокла и Эсхила мы продолжаем находить великие смыслы, напрямую связанные с нашей современностью.
В данной статье речь пойдёт о настоящем театральном событии этого сезона: о постановке в Санкт-Петербургском театре имени Андрея Миронова трагедии Еврипида «Медея», премьера которой состоялась 20 апреля 2018 года. Режиссер-постановщик – заслуженный деятель искусств России Влад Фурман, художник-постановщик – Олег Молчанов, художник по костюмам и гриму – Гала Филатова, композитор и автор музыкального оформления – Сергей Верховцев. Этот театр приехал в Москву на гастроли и давал свои представления в мае этого года в здании Московского ТЮЗ´а.
На сцене происходило, на первый взгляд, довольно странное действо. Создатели его явно шли наперекор всем сложившимся традициям. Это был не спектакль, сыгранный по системе Станиславского, в соответствии с которой все образы представляют собой тщательно проработанные характеры, когда учитывается вера в предлагаемые обстоятельства, когда достигается абсолютная достоверность, проверяемая знаменитой формулой: «верю-не верю». Нет. Авторы решили пойти по совершенно другому пути и вернуться к архаическим формам первых театральных представлений, которые осуществлялись где-нибудь в Эпидавре ещё за лет 400 до рождения Христа и почти за 2,5 тысячи лет до самого Станиславского. Перед нами предстал не привычный для нас театр «переживания», а разыгралась настоящая архаика, когда животное бытовое насилие, по мнению Рене Жирара, делало лишь первые шаги в сторону превращения этого насилия в высокий катарсис, в искусство. И в этом смысле спектакль петербургских мастеров оказался по-настоящему новаторским. Актёры не носили глиняных масок греческой трагедии, но их условная мимика эти маски напоминала. А намёк на подобную деталь архаического действия осуществлялся с помощью очень остроумного решения: вся сцена была увешана прозрачными полыми цилиндрами, с помощью которых по ходу действия актёры делали необходимые смысловые акценты, усиливая, таким образом, свой голос. Напомним, что именно такие медные трубки и вставлялись в полость рта у древних глиняных масок. Так через эти трубки герой древней трагедии и получал возможность добиться такой выразительности, о которой Мандельштам писал: «Расплавленный страданьем крепнет голос, и достигает скорбного закала...»
А чтобы придать необычайную высоту богам и исключительным героям, чтобы выделить их из толпы и вознести над людской массой, греки использовали котурны. И художники сцены, чью работу в этом спектакле просто нельзя переоценить, ставят в нужный момент некоторых персонажей на высокие платформы. Для полной аутентичности неожиданно русский слог перетекает в забытые звуки эллинской речи. И вы, как это не покажется странным, совершенно не нуждаетесь в переводе. Вся стилистика действия погружает вас в архаическую сущность происходящего, когда люди ещё прекрасно помнили времена хаоса, из которого и возникла Вселенная, по Гесиоду, и когда садизм и насилие были вполне естественными, и убийство казалось «простым телодвижением», ибо до рождения Спасителя надо было прожить почти половину тысячелетия.
Еврипид считается самым трагическим из всех трагиков. И это объясняется тем, что творит он уже в эпоху Эллинизма, в эпоху, очень похожую на нашу с вами, в эпоху сомнений в существовании богов и высшей справедливости. И мы живём сейчас с Вами в трагический период богооставленности.
Последняя сцена спектакля заостряет эту проблему, когда два супруга: Медея и Ясон, в исполнении прекрасных актёров Нелли Поповой и Петра Семака, после пережитой трагедии бросают вызов опустевшим небесам: «За что?» И не находят ответа, ибо, как сказал великий знаток античного театра Фридрих Ницше: «Мир – это всего лишь игра космических сил». А Шекспир назовёт всё это устами своего Макбета лишь «шумом и яростью» и бредом безумного. Вот это вселенское безумие и удалось передать с помощью архаических театральных форм создателям прекрасного театрального действия.
А насилие… Насилия ещё слишком много в нашем мире. На сцене, в кино, литературе и живописи оно выглядит эстетично, но в жизни… В жизни оно приобретает отвратительные формы.
