Представьте: тупик в квартале Пигаль у подножия Монмартра. Обитатели самого криминального района Парижа, постоянные герои пьес «Гран-Гиньоля» – воры, проститутки, нищие – задают тон вечеру ещё до начала представления. Старая католическая часовня, в здании которой и располагается «театр ужаса». Ангелы, свисающие с потолка, деревянные панели с причудливыми рисунками, ложи-исповедальни, замкнутое готическое пространство… Атмосферно? Ещё как! «Гран-Гиньоль» (Le Théâtre du Grand-Guignol) насчитывал менее трехсот мест и считался самым маленьким театром Парижа. И – вплоть до Второй мировой войны – едва ли не самым популярным.
Период «прекрасной эпохи» (фр. Belle Époque), начавшийся в конце XIX века и потонувший в горниле Первой мировой войны, был ознаменован не только «русскими сезонами» Сергея Дягилева, открытием первых всемирных выставок или выступлениями Маты Хари, но и всплеском интереса ко всему темному и макабрическому. Гастролирующие ярмарки уродов, анатомические театры, эксперименты по трансплантации человеческих органов, кровавые истории, то и дело мелькающие во французской прессе – редкий парижанин того времени не желал пощекотать себе нервы. Почувствовав подобную тягу, мы бы сейчас отправились в кинотеатр на фильм ужасов – а вот французы на рубеже веков шли прямиком в театр «Гран-Гиньоль».
Основатель готического театра, драматург Оскар Метенье (Oscar Méténier), был большим поклонником натуралистической школы, и ранние пьесы «Гран-Гиньоля» должны были повторить скандальный успех натурализма и одновременно противостоять пуританской морали. Эти постановки представляли собой сцены из жизни опустившихся бродяг, воров, картежников и убийц. Сам Метенье, бывший сотрудник полиции, выходил к зрителям, одетый во все черное, и до начала спектакля рассказывал о каком-нибудь громком преступлении, потрясшем Париж накануне.
Но в шокирующий «театр ужаса», каким «Гран-Гиньоль» и остался в истории, это место превратил Макс Морэ (Max Morey), сменивший Метенье на посту директора. Именно он ушел от социальной проблематики спектаклей и усилил натуралистический эффект до максимума: отныне зрителей ожидали истории человеческих преступлений без счастливого финала, литры бутафорской крови, «отрубленные» конечности, резкие шумовые эффекты, сцены убийств и сексуального насилия. Экспериментируя, Морэ вводит прием «контрастного душа»: за вечер публика становилась свидетелем одной кровавой драмы и двух комедий, обрамляющих ее. Своего рода эмоциональная разрядка – поначалу люди ощущают напряжение, злость или страх, но комедийные сцены сводят на нет произведенный эффект и демонстрируют условность театральной сцены. Впрочем, драмы все равно производили впечатление: частенько зрители лишались сознания во время спектакля, и для таких случаев в зале дежурил штатный врач. Учитывая, что пространство «Гран-Гиньоля» было камерным и публика сидела вплотную к сцене, должно быть, создавался эффект иммерсивного театра.
Именно Макс Морэ привлек в театр драматурга Андре де Лорда (André de Lorde), прозванного современниками «Принцем ужаса», чьи рассказы и пьесы стали классикой жанра «хоррор». Морэ мифологизировал свой театр, придавал ему ореол таинственности и опасности, следил за всем, что происходит в «Гран-Гиньоле» и даже просил драматургов погружаться в атмосферу их произведений. Так, говорят, Андре де Лорд писал пьесы для «Гран-Гиньоля» в подвале своего дома, в темноте, разгоняемой лишь слабым светом свечи…
Де Лорд написал для «Гран-Гиньоля» более ста пятидесяти пьес, многие из них пользовались невероятным успехом. Действие, как правило, разворачивалось в замкнутых пространствах: больничных палатах, психиатрических лечебницах, потайных лабораториях, старых замках. На драматургию «Гран-Гиньоля» оказало сильное влияние творчество Гофмана, Достоевского, По. Так, одной из самых знаменитых одноактных пьес де Лорда стала адаптация рассказа Эдгара Аллана По «Система доктора Смоля и профессора Перро» (The System of Doctor Tarr and Professor Fether), которая, однако, имела мало общего с оригиналом. Интересно, что де Лорд писал пьесы и в соавторстве с учеными мужами – например, его соавтором неоднократно выступал Альфред Бине (Alfred Binet), доктор медицины и права, основатель лаборатории экспериментальной психологии в Сорбонне. Де Лорд консультировался с Бине, желая достоверно передать на сцене поведение сумасшедших и различные психические отклонения, наиболее точно описать ту или иную болезнь.
В этом, пожалуй, и состояла уникальность «Гран-Гиньоля» – злодеями «театра ужасов» были не демоны, вампиры или фантастические чудовища из мрачных сказок, а люди. Созданный на рубеже веков, в эпоху перемен, когда наука только открыла психоанализ и начала исследовать темные стороны человеческой натуры, театр у подножия Монмартра активно использовал в спектаклях механизм страха. Зрителям демонстрировали их собственных внутренних демонов, и они, завороженные, глядели в глаза своему страху. Страх, обладающий терапевтическими свойствами, ужас ради удовольствия – всё это лежит в основе современной массовой культуры и фильмов ужасов и вполне соответствует идеям знаменитого публициста Эдмунда Берка (Edmund Burke): возвышенное и ужасное тесно связаны между собой, и ужасное вполне может стать источником возвышенного.
«Гран-Гиньоль» просуществовал с 1897 по 1963 год и был так популярен, что ему даже стали подражать: в 1909 году в Санкт-Петербурге открылся Литейный театр, созданный по образу и подобию французского «театра ужасов». Однако спектакли «русского Гран-Гиньоля» значительно уступали оригиналу, и публика быстро потеряла к ним интерес.
Две причины ознаменовали смерть маленького готического театра в квартале Пигаль: развитие кинематографа и… Вторая мировая война. Хоть, на первый взгляд, «Гран-Гиньоль» и пережил годы войны, последний директор театра, Шарль Нонон (Charles Nonon) сказал в интервью, взятом непосредственно после закрытия «Гран-Гиньоля»:
«мы никогда не сможем соперничать с Бухенвальдом. До войны каждый считал, что происходящее на сцене – лишь плод воображения. Теперь мы знаем, что все эти вещи, и даже худшие, возможны».
Автор: Ульяна Скибина