Для того, чтобы получить диплом о высшем образовании, студенту театрального вуза необходимо поучаствовать хотя бы в одном дипломном спектакле, который ставят педагоги его курса. В среднем выпускается три-четыре «диплома» — по одному от каждого преподавателя по актерскому мастерству. Чем больше крупных ролей у студента — тем лучше. Ведь на дипломные спектакли часто ходят именитые режиссеры, критики, агенты и даже художественные руководители театров, поэтому некоторые особо деятельные люди договариваются с любимым педагогом о выпуске отдельного, своего личного «диплома», помимо запланированных. Плюсы их очевидны:

1) Актерских ролей меньше, это проект трех-четырех студентов,
2) Ты работаешь только со своими друзьями, а не с навязанными людьми и
3) Спектакль становится камерным, то есть более простым в эксплуатации.

Последний пункт рассчитан на крупных рыб профессиональной сферы, ведь одной из целей таких постановок является возможность продать её в академический театр и играть после окончания обучения уже там. Само собой, случается это редко. Тут главное не стоять на месте. Выпускники ВГИКа (мастерская Владимира Меньшова) Евгения Михеева, Евгений Серобабин и Ирина Штерк, вместе со своим педагогом-режиссером Татьяной Тарасовой, проделали огромные усилия, чтобы не дать спектаклю «Старосветские помещики» сгинуть. Гран-при в двух международных студенческих фестивалях, участие в «Неделе ВГИКа» от театра на Страстном и вот — заслуженный успех. Спектакль взял под свое крыло Центр драматургии и режиссуры. Труд всегда имеет свои плоды, ведь, как известно, без труда не вытащишь Владимира Панкова на встречу о пристройке спектакля.

 

Наши герои — пожилая семейная пара, так называемых, старосветских помещиков, то есть, по Гоголю, ведущих тихую скромную жизнью в уединенной деревне. История здесь очень проста: чуть больше половины повествования она вообще не двигается с места. Говоря терминами, это такая затяжная экспозиция, где нам рассказывают о быте старичков: о том, как Афанасий Иванович (Евгений Серобабин) любит подшучивать над Пульхерией Ивановной (Евгения Михеева), как они принимают гостей, как любят вкусно поесть, об их приказчиках, которые внаглую обкрадывают хозяев, о том, что старичкам на это всё равно, так как и нужно немного, о том как Пульхерия Ивановна не может найти свою пропавшую кошку и т.д. Вот мы узнали об их жизни все и думаем, а неплохо было бы сбежать от депрессивных серых «хрущевок» в эту милую глушь, как сюжет сходит с мертвой точки. Но рассказывать не буду. Повесть короткая, можно прочитать за две поездки в метро.

В спектакле сюжетная линия практически полностью совпадает с оригиналом. Вырезано немного, авторский текст поделен в инсценировке на двух актеров и добавлен к уже прописанным диалогам. Такая простая драматургия толкает режиссера на поиски интересных режиссёрских решений.

 

 

И это получилось. Сцена была поделена на две части. На основной, помимо кровати, вертикально стояло множество длинных палок, похожих на деревья без листьев, а сверху свисали банные веники. Они создали образ той самой глуши, которую описал Николай Васильевич. А судя по дверям, которые стоят за кроватью, у самой стены, можно сказать, что внешний облик дома Афанасия Ивановича и Пульхерии Ивановны — фасад их жизни.

Прямо противоположен образ авансцены. Вместо пола на ней — дверцы от шкафчиков, напоминающие в этом формате погреба, но главное, что лично меня очень зацепило — множество маленьких фарфоровых чашечек на дверцах. И как-то сразу, на контрасте, рождаются образы душевной теплоты, уюта, гостеприимства. Актеры аккуратно перешагивали через них потому что не хотели поломать, может быть, атмосферу, может быть, дорогой сервиз, но смотрелись их движения очень мило. Особенно, когда Евгения Михеева вдруг начинала искать свою пропавшую кошку. Вроде как нервничает, торопится, но при этом надо ступать аккуратно, не сбить чашечки. Поэтому меня сильно пробило, когда актриса Ирина Штерк в конце взяла металлический совок, простой веник и с абсолютно равнодушным лицом начала собирать их и сбрасывать в таз. Как какой-то мусор. От ее действий веяло таких холодом, захотелось встать, чтобы сказать: «Что ты делаешь, Ира? Зачем? Прекрати!». Но назвался театралом, смотри до конца.

 

Про образ Ирины Штерк нужно сказать отдельно. Она безо всякого объявления выходит из-за кулис после открывающего эпизода и очень долго призраком ходит по сцене на фоне спящих героев. К слову, смотрится выход затянуто. Тут как будто режиссер хотела, чтобы абсолютно все в зале поняли — перед нами таинственный персонаж! Однако на деле вышло так — спектакль делает бойкий вброс в начале, но еще не успевает разогнаться, а его уже гасят этим прямолинейным намеком. Подобная «пауза» в постановке с хождением Ирины призраком по сцене встретится ещё ближе к финалу, там это смотрится вполне уместно. Вернемся к её образу. В нем заключено три персонажа, по степени присутствия их можно поделить на явного, полуявного и неявного.

Явный — это служанка Явдоха. По зову хозяев она наливает для зрителей «чаёчек», предлагает им «кренделёк», приносит реквизит и выполняет вспомогательные функции. Тут все понятно. Полуявным стала кошка Пульхерии Ивановны, которая красной линией проходит через весь спектакль. Как я уже писал, периодически хозяйка начинает её искать, когда та вдруг начинает мяукать, но найти не может. В пропавшей кошке можно усмотреть образ бреши в стене дома-крепости, ведь с неё и начинается сюжетный поворот. При чем здесь Штерк? На второе мяуканье я заметил — вместо записанного звука, его имитировала она колесом от веретена. А сразу и не скажешь. И, наконец, неявный, он проникает в дом через эту брешь.

По описанному появлению актрисы, надменному выбрасыванию чашечек и некоторым другим проявлениям можно однозначно сказать, что третий персонаж — некая тёмная сущность, пришедшая в дом с определенной целью. Несмотря на то, что большую часть времени Ирина находится в первых двух образах, появление третьей видно сразу — черты лица актрисы приобретают отрешенность и холод, движения становятся плавнее. И, надо сказать, её роль в спектакле важна. Не буду описывать все действия, скажу лишь то, что постановка заканчивается не на помещиках. Последней на сцену выходит она. Что за сущность? Что за цель? Ну вот прям всё расскажи! Сходите на «Старосветских помещиков», решите сами.

 

По предыдущему абзацу у Вас могло создаться впечатление, что концовка спектакля довольно пессимистична, но это не так. Если разобраться, то он заканчивается на положительной ноте. История-то жизнеутверждающая. Перед нами два человека, которые любят друг-друга уже долгое время, терпят отдельные черты характера своей второй половинки, всё прощают, заботятся. Да, может быть, делают это не явно, но высокие чувства всегда стремятся избегать гласности. Трактовку материала Татьяной Тарасовой можно высказать так — о проявлениях настоящей любви, о любви, побеждающей все на своем пути.

 

Взгляд на материал хорош и тем, что история становится непривязанной к возрасту персонажей. Понятно, что в двадцать один год людям не сыграть стариков правдиво, но Михеева и Серобабин и не играли, иначе спектакль превратился бы в шоу пародий. Конечно, в актерах были черты гоголевских образов, первоисточник, как-никак, требует, но материал они воплощали, по большей степени, от себя, как будто это их история, молодых выпускников ВГИКа. Так и родилась правда на сцене.