«Даже съёмка пирожного может быть искусством», – вы наверняка не раз слышали эту легендарную фразу. Её произнёс ещё в 1953 году культовый фотограф XX века Ирвинг Пенн (Irving Penn).

Однако великий мэтр, один из лучших 10-ти фотографов современности по версии журнала Popular Photography, снимал далеко не пирожные. Под внимательным взглядом объектива его камеры находились супермодели, знаменитости и прочие интересные люди. В середине XX века Пенн смог поднять fashion съёмку до уровня великого искусства. Его фото украшали обложки Vogue, а сейчас находятся в коллекциях музеев всего мира.

 

Что же такого особенного сделал этот человек? Почему его имя теперь произносят с благоговением и колоссальным уважением? Наверное, всё дело в его подходе к творчеству.

«Многие фотографы считают, что их клиент – это тот, кого они фотографируют. Мой же клиент – это женщина в Канзасе, читающая Vogue. Я стараюсь заинтриговать, возбудить, порадовать ее», – делился он.

То есть Ирвинг замахнулся на очень сложную задачу: заинтересовать своими работами самого обычного зрителя: домохозяйку, работницу или чью-то богатую любовницу. Они не знают законов перспективы и светоотражения, им неведомы премудрости ракурсов и особенности различных объективов. Они — самые честные зрители, потому что у них есть только один критерий оценки — цепляет или не цепляет.

Как заставить обычную женщину рассматривать фотографию из журнала часами? Как сделать, чтобы она не перелистнула страницу со скучающим видом, изучая лишь модные новинки? Как превратить глянцевые листы в самую настоящую галерею, в своеобразный «музей на диване»? Ирвинг Пенн знал ответ на этот вопрос.

 

Он умел изображать женщин мистическими, чертовски сексуальными, невероятно дерзкими и невообразимо элегантными. Знаменитая обложка Vogue 1950 года: чёрно-белая, будто нарисованная тушью, картинка, чёткие линии, чёткие формы. Вуаль, будто клеткой, закрывает лицо. Шляпа, бант на шее и капризно-суровое выражение лица завершают образ. Можно не сомневаться, что перед нами – женщина с характером.

Или другая фотография. Главный её герой — широченный рукав пальто. Второстепенный — длинная чёрная перчатка. Третий по значимости — чётко накрашенные губы, сложенные в презрительной ухмылке. Воображение дальше уже само дорисовывает образ этой роскошной, надменной женщины. Впрочем, есть и другой портрет.

Красивая блондинка с зажмуренными глазами, пухлыми накрашенными губами. Её взъерошенные волосы — главный акцент фотографии. Мозг дорисовывает историю, приключившуюся с этой женщиной, и внутри рождается чувство сопереживания. Что за драма заставила её так зажмуриться? Почему её волосы так растрёпаны? Кроме всего прочего, эта работа просто чертовски красива с эстетической точки зрения.

А вот и следующее произведение, раз уж мы заговорили об эстетической красоте. Усеянное сплошь веснушками лицо — это красиво? Ещё как! В окружении веерообразных накладных ресниц, ярких губ и широких бровей. А главное — это порочный и вызывающий взгляд.
 

 
Его отец был часовщиком, мать — медсестрой, а брат впоследствии стал известным режиссёром (Артур Пенн). В 18 лет Ирвинг записался на курс рекламного дизайна в Школу искусств при Филадельфийском музее к Алексею Бродовичу и работал курьером в Harper΄s Bazaar.

«Перечислять все, чему научил меня Бродович, излишне. Он, можно сказать, дал мне жизнь, жизнь в моей любимой работе. В своем курсе – он называл его «лаборатория дизайна» – Бродович давал нам в качестве заданий те орешки, которые и сам с трудом мог раскусить»

Затем Пенн учился живописи, чтобы впоследствии уничтожить все свои работы и вернуться в рекламу. Но почему же он стал фотографом? Всё просто: молодого человека не устраивали те снимки, которые делали другие мастера. Ирвинг прекрасно знал, что именно хочет видеть на обложке Vogue, в котором тогда работал.

К сожалению, ребята, занимающиеся снимками, не могли в точности воплотить в жизнь пожелания Пенна. Тогда арт-редактор журнала Александр Либерманн просто сказал: «Возьми сам камеру в руки». Так, в 1943 году на обложке глянцевого издания появилась первая фотография Ирвинга Пенна. Кстати, женой великого мастера была супермодель Лиза Фонсагривс. Именно в отношении неё впервые употребили термин «супермодель».

 

 

С ним было совершенно невозможно работать. Он ужасно сопротивлялся всему: от указаний начальства до стандартных форм. В его духе было, например, поставить модель в угол и фотографировать. Просто в угол, понимаете? Или же разместить её на фоне старого ковра (благо, участков на нем было много, что давало всегда разную картинку). Провокационные, вспарывающие стереотипы — его фотографии были элегантной пощёчиной для зрителей середины XX века. Но однажды руководство сообщило Пенну, что его фотографии выходят за рамки журнала.

«Потом я понял, что они хотели от меня славных, сладких, чистеньких картинок с хорошенькими девочками. Я стал их делать, и меня начали печатать – 200-300 страниц в год», – вспоминал Пенн. – «До тех пор я старался делать фотографии, после этого я начал производить предметы потребления»

Английский модный фотограф Сесил Битон в 1975 году писал, что Ирвинг использует для работы только один боковой источник света, не прибегая к помощи специальных устройств и профессиональных премудростей. Это как нельзя лучше говорит о мастерстве фотографа. Сделать шедевральный снимок при минимуме техники — это уже талант. Угол, ковёр, боковой свет — интересно, а смогут ли так работать его современные коллеги?

 

 

Модель Джин Пэтчетт вспоминала о работе с гением:

«Мы пролетели 32 сотни миль. Добрались до места и просидели там без дела целую неделю. И все это время мистер Пенн к своей камере даже не притронулся. Я начинала беспокоиться. Каждый день я вставала, готовилась к съемке, а он ничего не снимал. В конце концов, помню, мы забрели в маленькое кафе. Напротив меня сидел какой-то парень. Настроение было ужасное. Очень хотелось послать все подальше, поехать домой, и я сунула в рот жемчуг, сняла туфли — ноги ныли от бесконечной ходьбы. И вдруг Пенн крикнул: «Стоп! Снимаю!»»

 

Ирвинг делал серии этно-фотографий, оригинальные портреты звёзд и различные этюды на тему женской привлекательности. Всё удавалось ему мастерски. Но сейчас хотелось бы заострить внимание на его эмоциональных работах. Даже сейчас эти снимки будоражат воображение и цепляют за живое. А теперь представьте, какой сенсацией они были в середине XX века! Чувственность во всей своей красе, сексуальность в полном смысле слова.

Вот женское напудренное лицо с мазками ярких красок. Помада разных оттенков смешивается на этих губах, словно на палитре. Дерзко, чувственно, вызывающе, прекрасно. Плотная текстура расцветает чудесным цветком.

Или вот этот снимок. Шедевр с точки зрения передачи чувств. Истинное совершенство, запечатлённый миг, переливающийся плотными белыми каплями. Женское лицо залито чем-то густым и белым — то ли кефиром, то ли краской, то ли сливками. Струя льётся в центр макушки, странным водопадом стекает по лбу на нос и щёки, и лишь уголок верхней губы остаётся нетронутым, привлекая к себе внимание. А ресницы... Мокрые и измазанные. Рамой этому шедевру служат капли и брызги, разлетающиеся вокруг головы.

Если вас заинтересовали фотографии мастера, при удобной возможности вы сможете посмотреть их в в коллекциях Музея Метрополитан и Музее Современных Искусств, Институте Смитсони в Вашингтоне, В Галерее Искусств в Турине, в Музее Стеделейка в Амстердаме и Музее Виктории и Альберта в Лондоне.