Белое безмолвие. Artifex в Арктике
Многие из вас даже представить не могут, что такое штормтрап. Это хлипкая веревочная лестница, в которую воткнуты доски.
«И что здесь такого?» – подумаете вы, усмехнувшись над упоминаем такого незначительного факта в рассказе. Но теперь представьте высоту ледокола (а это примерно, как два этажа), добавим болтанку в море, а еще до безумия неудобные спасательные жилеты, в которых руки превращаются в неуклюжие конечности – по ощущениям в один миг становишься толстяком, который ног не видит своих (не говоря уже про поворотливость), – и маленькую резиновую лодчонку у борта. Вы бы решились спуститься? Для матросов вся эта процедура считается нормальным рабочим днем. Но сейчас не об этом.
Возвращаемся к истории. Ночь, ничем не отличающаяся от дня, резиновая лодка, штормтрап. Оценив ситуацию, я тут же попросила капитана спускаться на воду вместе с лодкой. Получив одобряющий кивок, я ещё не подозревала, что такое спускать лодку на воду. Нацепив жилет, я плюхнулась в неё, вся такая радостная и довольная, думая, что не придётся лезть по верёвке. На деле все вышло гораздо сложнее. Вальяжно сидеть в лодке не разрешили, поскольку, по технике безопасности, необходимо держаться руками за крепежный трос.
В итоге, спустя десять минут, руки мои ослабли, я чертыхалась, скрипела от злости зубами и ждала, когда всё это кончится. Лодка была спущена на воду, но это было только начало.
Мотор лодки тяжело загудел и экипаж из семи человек направился в сторону берега. Расстояние небольшое, всего-то там каких-то два километра. Но как только лодка вышла из тени ледокола, началось самое интересное. «Вы лучше уберите технику в рюкзак. Зальет все», – с улыбкой сказал начальник экспедиции. Хорошо, что послушали совета. Из техники оставили только GoPro отдуваться, и оказалось не зря.
Мокрая насквозь одежда, вода в сапогах. Оказавшись у берега, мы поняли, что терять уже нечего. Все члены экспедиции спрыгнули в воду и стали вытаскивать тяжелую, наполненную водой лодку. «Ноги как гири» – это сравнение я поняла, когда стали подниматься по скалам наверх: каждый следующий шаг давался с трудом. Ветер задувал в мокрое соленое лицо. Холодно. Мерзко. Сигареты промокли. Полный комплект радостей.
Станция Микулкино с прошлого года стала автоматической (не нуждается в сотрудниках). В закрытых домах нет ни света, ни тепла. Задубевшие на ветру члены экспедиции укрылись в опустевших комнатах метеостанции. Зрелище было то ещё: промокшие до нитки, кто в галошах, в трусах и в свитере, кто босиком на картонках, а кто-то отчаянно пытался вылить из сапог воду. Мы стояли, пошмыгивая носами у слабо протопленной печки, а если покоситься в сторону, можно было увидеть на подоконнике заколоченного досками окна небрежно сброшенные спасательные жилеты. Деваться было некуда – вызвали вертолет, предвкушая язвительные шутки главного пилота.
Но не только экстремальные ситуации согревали наши сердца. С теплом на душе я вспоминаю знакомство с сотрудниками станции на Белом Носу (Ненецкий автономный округ) – женщина своими руками убирала прибрежную линию, отвечая на вопрос «Зачем?» – с улыбкой: «Как зачем? Это мой дом. Я здесь живу. Я не могу жить и смотреть на грязь вокруг дома. Поэтому каждый день понемногу, по чуть-чуть, убираю свой берег».
На этой станции, мы наблюдали, наверное, самый яркий вечер с начала экспедиции. Сочное, необъятное, как Есенин писал: «Синь сосет глаза», небо, мелкие льдинки оторвавшегося припая барахтаются и ломаются в Карском море, а мы, в свою очередь, забрались на смотровую вышку на покосившейся крыше и слушали монолог из фильма «Достучаться до небес», затягиваясь сигаретой, выдыхали дым в холодный воздух и просто, без лишних слов, смотрели на закат. Это был тот самый момент, который происходит только здесь и сейчас и не повторится снова.
Здесь, в этом месте, мы прочувствовали сплоченность коллектива. Здесь зародилась дружба после месяца пребывания в морском странствии на ледоколе, и уже не хотелось отпускать людей, которые были рядом с тобой. Но, как бы не было грустно расставаться, это неотъемлемая часть пути. Так мы проводили нашего нового друга (и героя фильма «Мы из Арктики»), Тихона, на два года безвыездно работать на станции, на маленьком острове в Карском море, где бродят белые медведи. Подумать только, молодой парень, всего-то там каких-то 24 года, принимает серьезное решение уехать жить и работать на практически необитаемый остров. «Это мой путь ребята. Я сам его выбрал для себя. Это мое испытание», – неустанно повторял он нам.
Тихон из Новосибирска. За два месяца до торжественного вручения дипломов он получил на руки распределение и уехал на ледоколе в Арктику. На вопрос: «Зачем тебе это? Сидел бы дома», – отвечает: «Вы любите свою работу? Любите. А это мой мир. Мой долг. Я должен его пронести на своих плечах».
Честно говоря, я не помню, как мы сели на корабль, мне больше запомнилась встреча Тихона с мамой на острове Гридино в Карелии. Он вырос на метеорологической станции, все детство его проходило вдали от городской суеты, а из развлечений были только книги. «У мамы не было времени заниматься мною, поэтому она быстро научила меня читать. Помню она вырезала картонные буквы, а я складывал их в предложения. Потом уже начал читать. Как сейчас помню – первая и самая любимая книга была про Незнайку. В школу я пришел уже начитанным», – неуверенная улыбка, – «А вообще я был хулиганом. Даже на учете с сестрой стояли в милиции. Но за меня всегда заступались учителя. Они видели, что я безвылазно сидел в библиотеке и не верили, что я могу быть плохим. Так и повелось: ботаник и хулиган. Потом уже стал умнее. Вырос».
Сам остров Белый внешне не впечатлил: обычная тундра с низким тяжелым свинцовым небом и маленьким модульным домом, где живут сотрудники метеостанции. Ничего особенного, на первый взгляд, а вот история и тайны, которые хранит этот остров заставляют задуматься. Здесь в 2016 году разбилась экспедиция «По следам двух Капитанов», та самая экспедиция, которая занималась поисками Святой Анны, затерянной во льдах, про которую Каверин написал свой знаменитый роман.
Трагедия произошла не так давно, но ещё печальнее то, что многие из нашей команды были знакомы с начальником той экспедиции. «Это люди, для которых не было преград. Настоящие люди Арктики. Несколько лет они искали и находили в Арктике свидетельства о маршруте корабля. А тут не свезло. Проигнорировали погоду и влетели в туман. Дело было весной, снег лежал ровным покровом. Перепутали в тумане небо с землей и разбились. Все трое погибли. Не всегда профессионализм спасает. Губительна самоуверенность». Проглядывая заключение экспертизы, я со страхом смотрела на снимки экспедиции, которая буквально за несколько часов до трагедии сделала памятную фотографию на фоне вертолета в бескрайней заснеженной тундре.
Да, Север не прощает ошибок – это нужно понимать. Не менее страшным опытом поделился с нами Ярослав Назарович – он выжил после нападения белого медведя на острове Хейса (Земля Франца Иосифа). Медведь схватил его за голову – спасла шапка, которую хищник стащил острыми когтями. Инстинктивно Ярослав схватился за голову руками, но медведь не отпускал. Встав передними лапами мужчине на спину, а затем схватив его за левую и правую руки, протащил 25 метров по снегу. «Я уже попрощался с жизнью. Вспомнил как защищаются ежики – свернулся в клубочек и лежал» – вспоминает Ярослав. По его словам, он лежал и ждал смерти. Люди ничего не могли сделать против голодного хищника. На помощь прибежала, как ласково он её называет: «Лаечка». Собачонка, слепая на один глаз, стала кусать белого медведя. Хищник разомкнул пасть и мужчине удалось сбежать. «Жить то хочется – хоть руку оторвать, но убежать», – сказал Ярослав.
Собачка, спустя несколько месяцев, умерла, но помнят её все, кто был свидетелем схватки. Недаром говорят, что: собака лучший друг человека. Я перефразирую: собака надежнее человека в условиях крайнего Севера. Мы сами были не раз свидетелями того, как собаки вставали по периметру рабочей площадки и не спускали глаз с сотрудников экспедиции. Сидели ровно столько, сколько потребуется. На каждой полярной станции собака ценится. И это не удивительно: людей на станции можно по пальцам одной руки пересчитать, а работать выходят на не защищённые перегородками территории арктической тундры.
Провожая на станцию Тихона, мы волей-неволей испытывали тревогу. Он шутил, разряжал своей улыбкой обстановку, но с печальным вздохом повторял: «Как обидно, спустя эти два года я приеду в город совершенно другим человеком. Хотел вести дневник, а телефон умер, как только сел на ледокол». Забавно. У меня как раз с начала экспедиции лежал в недрах рюкзака новый не запачканный ещё чернилами блокнот. Долго не думая, решили, что новому хозяину он будет нужнее. «Записки полярника» или «Дневник полярника» – разве не круто?
До сих пор перед глазами его лицо. Вертолет начинает взлетать, винты с каждым взмахом всё сильнее и сильнее набирают ход, гул в ушах, а перед глазами одинокий человек, который стоит на станции и провожает нас дальше в странствие.
Нам есть что вспомнить: купание в гидрокостюме в ледяном Баренцевом море, бегство с острова Вайгач от злобных крачек, которые какали на куртки, нападали и клевали в затылок, а еще хрупкую женщину с двумя карабинами наперевес в Белогорском (сразу понятно, кто в доме главный), и конечно же пьяного Джеки Чана из Бугрино (остров Колгуев), который был настолько под шафе, что, бедный, на ногах стоять не мог, но осипшим голосом кричал: «Сфоткайте меня! Сфоткайте! И покажите Путину, как мне здесь плохо живется!». Разумеется, сфоткали – такой кадр не на каждой станции встречается.
Именно такие моменты делают нашу жизнь насыщенной. Мы движемся вперед, складывая в багаж самое драгоценное – воспоминания.