Был недавно в Третьяковке на Крымском валу. Расширял сознание в сторону чистых идей. Всё шло гладко, пока не добрался до зала Гелия Коржева. Иду, иду – кругом абстрактные и чистые цвета. И вдруг смотрю – ноги. Висельник.

Присмотрелся – картина. Гелия Коржева. «Иуда». И тут я задумался…

Иуда. Иуда... Человек, чьё имя является синонимом предательства, греха. В некоторых трактовках даже рогатого сюда умудряются приплести (хотя покровитель парнокопытных тут на самом деле не при чём). И вот он тут. Не дьявол во плоти, а просто человек. Человек, который не выдержал своей судьбы и, раздираемый душевной болью, покончил с собой. Причём, самым незаурядным способом – повесился. В моей голове это не укладывалось: я вспоминал фрески Джотто, где Иуда с чёрным нимбом предательски целует Иисуса. И, вернувшись, я решил проследить как же эта фигура из предателя превратилась в мученика.

 

 

Историю Иуды знают многие. Но, на всякий случай, вкратце напомню. Когда он родился, родители увидели сон, что их сын станет причиной их гибели, и потому отправили его младенцем на ковчеге в море. В те времена вообще было привычным делом избавляться от детей, если плохой сон приснился. До Фрейда было ещё почти 1900 лет. Толковали как могли. Выходило не очень.

И вот спустя много лет Иуда вернулся, убил отца, переспал с матерью. Всё как обычно (вспоминаем Эдипа). Потом, после 33 лет добровольного мученичества он раскаялся и был принят Иисусом в ученики. Ну а часть, которая известна всем, это как он за 30 серебряников выдал Иисуса иудейским властям, и того вскоре распяли.

Первую тысячу лет, начиная с раннего Средневековья и до Возрождения, Иуда был для всех тем, кого в нём хотели видеть. Он пошёл против Иисуса, а раз так, то хорошим человеком не был. Средневековье никого не щадило. Иуда отправился в самые жуткие места в Аду (вспоминаем Данте).

В те времена существовало несколько сюжетов для изображения и вариантов особо не было. Так что в итоге на всех средневековых фресках мы видим Иуду как воплощение идеи предательства, коварства и зла вообще. На тайной вечере он один без нимба, иногда даже сидит отдельно. Потому что зритель должен всегда понимать, где добро, а где зло.

 

 

На фресках с сюжетом предательского поцелуя он часто с чёрным нимбом, ну или без него. На Руси бедняге ещё хуже пришлось – его изображали в профиль как беса – чтобы зритель с ним глазами не встретился.

 

 

Не поверите, но этим канонам даже в Африке следовали, где Иисус и вся компания вообще были темнокожими.

 

 

В общем типичный антигерой без права на реабилитацию.

Но вот по-настоящему интересные вещи начинаются с приходом Ренессанса. Художники отходят от канонов живописи, но ещё важнее, что у них просыпается интерес не к истории, а к её герою. Самый значимый шаг тут сделал Леонардо да Винчи со своей «Тайной вечерей». Попробуйте-ка на ней отыскать Иуду. Едва ли у вас это выйдет с первого раза. Потому что мастер перестал разделять героев на добрых и злых, пусть зритель сам решит, кто из них предатель. Тут любой может им быть. Ведь и апостол Пётр отрёкся от Христа трижды.

 

 

К сожалению этот творческий посыл быстро забуксовал в преобладающих декоративных средствах. Были и другие великие мастера, кто обращался к сюжетам об Иуде, но никто особо не изменил мысль Леонардо. Вот, например, «Поцелуй Иуды» Караваджо.

 

 

Прекрасный пример мастерского обращения живописца со светом и движением, умения создать динамику, но в этом мастерстве как-то пропадает интерес к личности героев. Некоторые художники вообще настолько увлеклись демонстрацией своего мастерства, что откровенно забывали про сюжет и его смысл. Вот у Росселли, например, на тайную вечерю вообще кошки забрели, и люди какие-то посторонние стоят. Откуда взялись – неясно, зато красиво.

 

 

Самое интересное на мой взгляд происходит ближе к нашему времени. Вот яркий пример:

 

 

«Совесть. Иуда» Николая Ге. История сообщает нам, что произошло, когда Иуда понял, что совершил. Он вернул серебряники, после чего пошёл и повесился. И эта часть раньше как-то игнорировалась, неудобно потому что. Это же выходит, что не жадность всему виной, да и на рогатого свалить не получается. До самоубийства Иуду довело раскаяние. Буря настоящих человеческих чувств. Вины, сожаления, горя, душевной боли. А это значит, что он просто человек, который разочаровался в другом человеке. В Средневековье разочаровываться в Иисусе было опасно для жизни, в эпоху романтизма это стало важнее, чем принимать его как совершенный идеал. Поэтому картина Ге очень символична. Иуда там стоит и смотрит, как его учителя из-за него ведут на мученическую смерть. Видно только его фигуру, но остальное ясно и без деталей. Этот человек остался один на один со своим поступком, и мы знаем, что будет дальше. От этого картина приобретает острый драматизм. Чувства и мысли буквально видны.

Как говорится, ну а потом он повесился…

 

 

И Коржев гениально передал трагичность судьбы этого человека в своей картине. Он не изобразил его с излишне скорбной миной и закатанными глазами. Не показал синее лицо и вывалившийся язык, он вообще не показал лицо Иуды. Только тело, свисающее откуда-то с чердака в маленькой каморке. И злополучные 30 серебряников, упавшие на пол. Вся трагедия выражена по скромному величественно, как все настоящие трагедии. Эту картину блестяще описывает цитата Симоны де Бовуар:

«Раз люди кончают самоубийством, значит, существует нечто, что хуже, чем смерть. Поэтому-то и пробирает до костей, когда читаешь о самоубийстве: страшен не тощий труп, болтающийся на оконной решётке, а то, что происходило в сердце за мгновение до этого»

Это настоящее откровение, такое же, каким в своё время стала картина Гольбейна младшего «Мёртвый Христос в гробу», но про Иисуса всё же в другой раз.

Так вот и прошёл Иуда Искариот свой путь от идеализированного злодея и грешника, от гнусного предателя с фрески Джотто до человека, трагедия которого была важнее его собственной жизни.