Пабло Пикассо. История созидания и разрушения. Часть 1
За девяносто один год жизни испанский художник создал поистине великое множество картин: музей современного искусства в Нью-Йорке утверждает, что их число приближается к двадцати тысячам. Однако объем сюжетов и заложенных смыслов неисчисляем.
Картины Пабло Пикассо (Pablo Picasso) в известной мере всегда были «говорящими», и обо всём том, о чем он сам молчал, на весь мир кричали его полотна.
Явная перемена настроения заметна уже с 1928 года, когда во время семейного отдыха на Лазурном Берегу, художник встретил Марию-Терезу Вальтер. Пикассо тогда было сорок шесть, а молодой девушке семнадцать. Каждая купальщица на его знаменитой серии полотен — это именно она.
Вот Мария-Тереза открывает своим ключом домик художника (ключ всегда прописывался достаточно четко), играет с мячом на пляже, забавляется с друзьями. Картины оставались такими же сюрреалистическими, но оттенки стали заметно мягче и натуральнее, сделались узнаваемыми золотые блики солнца, ясное небо и блаженно спокойная гладь воды. Нежность чувств к юной девушке должна была оставаться в тайне, но только не от холста и кисти. Два лета подряд Пикассо рисовал ее одну, почти всегда рядом с кабинкой для переодевания ‒ местом, где мог скрыть ее от посторонних глаз.
Пожалуй, самые нежные и трогательные работы Пикассо были написаны с Марии-Терезы Вальтер, пробудившей в нем поиски совершенно новой пластики. Пленительные изгибы тела юной любовницы диктовали художнику плавные и упругие линии, и, хотя фотографическое сходство всегда было на последнем месте, белокурая девушка узнаваема всегда. Именно так Пикассо не рисовал больше никого. Этой любви, самой чувственной в его жизни, он обязан созданием своих лучших шедевров, таких как «Обнаженная, зеленые листья и бюст» (Nu au Plateau de Sculpteur), «Сон» (Le Rêve), «Чтение» (La Lecture).
Ольге же достается нелепая реплика на картину Матисса, негласное соревнование с которым велось всю жизнь, — «Обнаженная в красном кресле» (Grand nu au fauteuil rouge). Раскрытая пасть с острыми зубами закинута к потолку, руки путаются с ногами, а груди буквально свисают откуда-то с шеи — близкий разрыв очевиден и неминуем.
«Я, когда пишу, всегда стараюсь дать людям неожиданный образ, более того, тот, которого они не приемлют. В этом смысле я всегда стараюсь быть раздражающим. То есть даю человеку образ его самого, элементы этого образа собраны из обычного видения вещей в традиционной живописи, затем перегруппированы настолько неожиданным, волнующим способом, что ему невозможно избежать тех вопросов, которые этот образ вызывает», — говорил художник.
Жизнь для Пикассо неизменно была игрой без правил. Ни преданность Марии-Терезы, ни их недавно родившаяся дочь Моя не могли изменить беспокойную натуру художника. Необходимость потрясений — социальных, художественных и любовных — составляли неотъемлемую часть его характера. Хотя теплые отношения с Марией-Терезой он поддерживал до конца жизни, новый страстный роман уже развивался.
К концу 30-х Европа была окутана предвоенными настроениями, повсюду вспыхивали вооруженные конфликты, маленькие города то и дело оказывались под обстрелами. Ужас перед нависающей бедой придал картинам Пикассо тревожную тональность, но по-настоящему его сразил налет на Гернику, шеститысячный городок, разбомбленный в считанные часы и горевший потом еще три дня. Переполненный отвращением к войне, художник написал гигантское обвинение фашизму: так родилась на свет «Герника» (Guernica), картина тираническая, пугающая и многословная.
Три с половиной метра высотой и почти восемь длиной, черно-белое полотно на каждом своем дюйме демонстрирует сцены насилия, зверства, смерти и страха. Дора Маар, фотограф и любовница Пикассо, сделала семь снимков картины в процессе ее создания, что тоже было новым опытом для того времени.
Несколькими годами позже, в 1943, сотрудники гестапо, только и искавшие повода уличить Пикассо в антифашистских настроениях, регулярно наведывались к нему в парижскую квартиру под разными предлогами. Они по несколько раз за неделю проверяли его документы, но поскольку хоть как-нибудь отнести Пикассо к еврейскому народу было невозможно, под прицел попали картины. Однажды увидев репродукцию «Герники», гестаповцы спросили: «Это вы сделали?». «Нет, — ответил художник, — это сделали вы. Можете забрать на память». Наказания удалось избежать исключительно благодаря влиятельным друзьям.
Не только дотошность нацистов раздражала Пикассо в те года: Дора Маар, будучи крайне нервной и взбалмошной особой, поразительно быстро сумела обернуть страсть в ненависть. Пожалуй, еще ни один женский образ не был так изуродован, как в серии «Плачущая женщина», где отвращение к Доре и к войне слились воедино. Фиолетовое или мертвенно-серое рыдающее существо с длинными когтями и искаженным лицом объединяло в себе все национальные и личные страдания Парижа в период немецкой оккупации. Хотя Дора могла составить интеллектуальную конкуренцию Пикассо и была не только его любовницей, но и партнером, их отношения выпали на сложное время и всегда были напряженными. По нервическим образам, изломанным формам и грязным оттенкам сейчас легко идентифицировать тот период.
Как часто это бывало раньше, все изменила женщина. Пикассо и молодая художница Франсуаза Жило познакомились в 1943 году. Приступы ревности довели Дору Маар до психиатрической больницы, но художник, не приметив в этом и толики своей вины, вскоре предложил новой любовнице переехать жить к нему. Собственный талант Франсуазы быстро чах под тесным крылом великого мастера, но ей одной из всех бывших и будущих любовниц удалось стать Пикассо другом и с годами не потерять его уважения. Покорная, но не теряющая собственного достоинства, любящая, но не приклоняющаяся, Франсуаза открыла для художника по-настоящему счастливую жизнь.
Вместе они постепенно перебрались на юг Франции, где воспитывали двоих детей, держали множество домашних животных и птиц, в особенности голубей. Позже Франсуаза написала книгу о своей жизни с Пикассо, где неоднократно упоминала, как художник любил встречать ее, сидя на окне с голубем на плече. Однажды они вместе нашли раненого совенка, выходили его и оставили жить у себя. Хотя совенок не признал заботы и демонстративно отворачивался, стоило только Пикассо войти в комнату, создать несколько картин с его участием все же удалось.
Южная идиллия дополнялась теплым морским воздухом, криками чаек, любимыми утренними ворчаниями Пикассо и поцелуями Франсуазы. Очень скоро родился знаменитый образ «женщины-цветка» — именно так художник видел свою новую музу. Ее лицо на каждом полотне оставалось одинаково красивым, умиротворенным и доброжелательным, а тело превращалось в стройное и грациозное растение. Идея подарить Франсуазе зеленые волосы принадлежала Матиссу. Первое, что он воскликнул, когда Пикассо привел ее в гости: «Дорогая, если бы я рисовал ваш портрет, волосы были бы зелеными». Конечно, Пикассо это всячески отрицал.
«Я стремлюсь увлечь разум в непривычном для него направлении, разбудить его. Помочь зрителю открыть нечто, чего бы он без меня не открыл. Поэтому моя цель — изобразить вещи в движении, вызвать это движение противоречивыми устремлениями, противоборствующими силами, и в этих устремлениях или противоборствах найти момент, который меня больше всего интересует», — рассказывал Пикассо Франсуазе.
Наравне с портретами Франсуазы художник не переставал рисовать натюрморты, многие из которых потом распродавал, устраивая из этого буквально театральную драму. Он часами заставлял своих покупателей ждать в приемной и, пока чинный дворецкий утверждал, что «мсье очень занят», сам наотрез отказывался вылезать из кровати. Затем же своих самых верных клиентов оставлял ждать в приемной, делая вид, что собирается все продать кому-то другому. Однако же, ничего не продавал. За закрытыми дверьми он повторял: «Приходите завтра, или, лучше, через месяц», а при всех похлопывал незадачливого дилера по плечу, делая вид, что сделка состоялась. Так приунывшие старые знакомые думали, что все уже распродано, и соглашались взять то, что им предлагал Пикассо, за ту непомерно высокую цену, которую он называл.
Хотя под кистью художника каждый день рождались новые картины, практичность Пикассо граничила с абсурдом: его схемы получения выгоды от полезных людей с каждым годом становились все изощреннее. Франсуазе приходилось идти на уловки, чтобы заставить его подарить хотя бы пару картин музеям. Только когда ему пророчили стать первым живым художником, увидевшим свои работы в Лувре, тщеславие Пикассо взяло верх над скупостью.
По воспоминаниям многих его знакомых, своему дурному характеру художник никогда не изменял. Когда отношения с Франсуазой показались ему слишком однообразными, он вновь увлекся другой женщиной, совершенно не ожидая, что следующим же утром проснется в пустом доме без любимой и детей.
«Когда я был в их возрасте, я мог рисовать, как Рафаэль, но мне потребовалась целая жизнь, чтобы научиться рисовать, как они», — говорил он о своих детях, которых теперь мог видеть только во время каникул.
Франсуаза была единственной, кто не позволила довести себя до психиатрической лечебницы или самоубийства, как это случалось неоднократно с другими любовницами Пикассо, но ее уход обернулся началом тяжелой депрессии для художника. Всегда и во всем он должен был быть единственным. Поэтому он отказывал в визитах как конкурентам, так и друзьям. По этой же причине он заставлял бывших любовниц вести жизнь затворниц и не выходить по вечерам, ежедневно, из года в год, ожидая его звонка. Он не выносил бездарных людей так же, как талантливых. Не удостаивал вниманием равнодушных с той же миной, что и поклонников. Уход Франсуазы нарушил привычную схему: обычно Пикассо сам выбирал, кому оставаться в его жизни.
Начиная с середины 50-х работы уже семидесятилетнего мастера разнятся по духу и стилю. Второй раз женившись на подоспевшей вовремя новой музе, Жаклин Рок, он сделал ее главной героиней своих картин в последующие двадцать лет.
Ее покорно-восторженное поведение, возможно, раньше и навевало бы скуку на Пикассо, но теперь, когда естественно наступило время увядания сил, Жаклин пришлась как нельзя кстати. Ее восточную внешность он без конца сублимировал в своих эротичных сюжетах серии «Алжирские женщины» и несметных откровенных, развороченных женских натурах.
Довольно часто Пикассо обращался к теме борьбы: не один десяток его полотен демонстрирует нам сплетение тел, иногда сложно понять ‒ женских или мужских. Споры ведутся до сих пор: изображено ли занятие любовью или проявление агрессии? Массивные фигуры с черными контурами кажутся такими объемными, буквально заполоняющими собой все пространство.
Порой Пикассо возвращался к старым техникам, как будто прощупывая, смог бы он повторить их спустя столько лет. Некоторые из его поздних картин только уважение не позволяет назвать пошлыми, другие предстают перед зрителем приободряюще-наивными. Художник то ностальгировал по парижской студии, то по атмосфере Средиземноморья и своим голубям. Часто Пикассо увлекался эротическими сценами, с охотой реагируя на прогремевшую в то время сексуальную революцию, а потом устремлялся обратно к материнству и излюбленной теме художника и модели.
Безусловно, Пикассо мог рисовать прекрасные классические картины: помня его ранние периоды, никто не отказал бы ему в мастерстве. Но сам он утверждал, что его талант, способности — это смирительная рубашка, и пытался избавиться от нее до самого конца. Сложно сказать, было это отчаянием или же самоиронией, но одно мы знаем наверняка: в дерзости, как и в превосходстве, Пикассо нет равных.