О любви сказано уже столько пустых слов, что, кажется, она давно потеряла свой смысл. Любовью называют всё. А называя всё одним словом, на самом деле, не имеешь в виду ничего. Слова великих об этом чувстве давно растасканы по публичным страницам социальных сетей, превращены в мемы и посты. Их удел - получить «лайк» и, в лучшем случае, фальшиво и одиноко прозвучать на безнадежно убогом свидании. Остаться в памяти, проникнуть в самую глубину души читателя эти искаженные болезнью массового сознания слова способны очень редко. Но иногда все-таки способны. Правда, для этого нужны особые обстоятельства…
Представьте себе паренька, с трудом умеющего связать десяток слов в одно простое предложение. Он произносит заветные слова о любви так, как произносит заклинание начинающий маг. Слоги звучат неточно, вязко, голос изменяет ему, обрубленные фразы не разлетаются во все стороны, а как будто падают на пол. Результат — полный провал. Вместо демона в магическом круге появляется какой-то жалкий упырь. А вместо любви — секс из жалости.
Слова любви, сказанные мастером, имеют совершенно другой эффект. Любовь может родиться из удачной метафоры, а метафора — это искусство. Иногда верно подобранная фраза, удачное сравнение или красивая аллегория определяет всю жизнь человека. Встретить настоящего мастера — большое и редкое счастье. В тот мартовский вечер, познакомившись с Александром Жерноклюевым, я понял, что мне повезло.
Я осознал это еще до того, как смог перемолвиться с художником хотя бы несколькими словами. Но это было и не обязательно. Обо всем говорил портрет, висящий на стене в мастерской. Но сначала разговор с мастером. К портрету вернусь позже.
Artifex: Что повлияло на вас? Как вы определяете направление, которого придерживаетесь в искусстве?
Сначала был реализм. Я стремился к реалистическим картинкам. В училище мне очень нравился Рембрандт, но достичь чего-то подобного не получалось. Потом уже я все впитал. И Веласкеса, и Рембрандта, и Пикассо. Очень на меня повлияла и современная живопись. Правда, нет какого-то конкретного художника. Часто попадались буквально «фразы» каких-то картин. Когда я был уже сложившимся художником (мне было тогда лет 37), я открыл для себя Фрэнсиса Бэкона. «Красть» у меня не получается - даже если пробую что-то повторить, все равно выходит что-то свое.
Artifex: А как относитесь к поп-арту?
Нет, это не мое. Может быть это и забавно, но по мне - скучно.
Artifex: А какая картина вам больше всего нравится у Веласкеса?
Мне нравятся его портреты. Они все гениальные у него. Я начал не так давно серию «Исследования старых мастеров». Веласкес великолепный колорист, он потрясающе владеет формой и композицией.
Artifex: А Рембрандт?
Он технически совершенен. Как он изображает пространство, воздух… Даже в офортах, хотя это, казалось бы, сложно сделать, но он превзошел практически всех. Воздух в его работах какой-то волшебный, как будто светящийся. Дома, в своей студии, он сделал себе окна, которые открывались небольшими квадратами. Рембранд мог регулировать свет и за счет этого добивался того эффекта, когда только легкий луч света падал на модель, а дальше картина растворялась в темноте. Пожалуй, мне больше всего нравится у него портрет матери. Перед нами уже старая женщина, и как это смело написано, какими мазками! Мне нравится, что он «не вылизывал» свои работы, он именно писал. Благодаря Рембрандту я понял, что надо быть как можно более свободным технически. «Зализанные» картины — это все настолько скучно… И так проигрывает с точки зрения эмоциональности. Великие мастера потому и стали великими, что они брали все от жизни и пытались связать ее по рукам и ногам веревками условности. В жизни нет ничего прямого, ничего гладкого. Все настолько фактурно, что этим нужно пользоваться.
Artifex: А какие работы Пикассо больше всего повлияли на вас?
Пикассо - очень классный композитор. Он столько сделал за всю свою жизнь, что диву даешься - насколько был человек разносторонний. Интересны как его начальные работы, так и поздние. Я тоже раньше не все понимал. Нам ближе реалистичные произведения. А вот потом, когда уже сам начал этим заниматься, то стал понемногу открывать его для себя с новой стороны. Вот, например, если хочешь сделать какую-то копию Пикассо, то начинаешь понимать, что сделать ее очень сложно, потому что духа нет и профессионализма. Хотя, казалось бы, плакат: два мазка, две линии, две раскраски — дилетантство. Но, когда делаешь сам, получается такая ерунда, а смотришь у него — это произведение. Мы проводили мастер-класс по живописи Пикассо. И каждый изображал его картины по-своему. Повторить точно никто не смог. Каждая линия у него настолько сложна, настолько выверена. У него нет просто проходных вещей.
Artifex: А с какой работы произошло ваше становление как художника? Я понимаю, что выделить это достаточно сложно, но свой переломный момент есть у всех авторов.
У меня был портрет Василия Флорескула, когда я жил в Феодосии. Жёлтый на жёлтом. Жёлтый — большой фон. Я сделал две работы. Одна ушла в Национальную художественную галерею Украины в Киев, а другою, копию (я сделал точную копию работы, настолько она мне понравилась), купили в Лондон. После этого я почувствовал, что у меня получается то, что я хотел. Я перестал бояться и стал чувствовать себя намного свободнее и в плане композиции картины, и в плане ее размера. Меня уже ничего не останавливало. Я не боялся.
Artifex: А как вам кажется, какая ваша работа лучше всего звучит, какой из них вы абсолютно довольны?
Из старых портретов есть очень хорошие. Я их никуда не деваю, они у меня сохраняются. Это те работы, которые удались, и что-то исправлять или передумывать уже не хочется. А бывает совершенно другая ситуация. Есть работы, которым по 15 лет и больше. Проходишь мимо них, а они покоя не дают. Понимаешь: что-то не то. Начинаешь их переделывать - и на душе спокойно становится, что не вышло из мастерской ерунды. Так стыдно бывает иногда, как увидишь, что ты наделал. А это еще дома у кого-то висит, или в интернете! Кошмар! Раньше ответственности больше было. А сейчас кто что не мазнет — все считается искусством. Я стараюсь убирать ерунду.
А вот портрет девушки на черном - я его не переделывал. Это очень красивая работа. Она сразу получилась. Ее много раз пытались купить. Но не продается, потому что портрет жены, а жена не хочет.
Знаете, я давно уже не пишу с натуры. У меня была попытка несколько лет назад, но сразу переходишь на реализм - и получается только жалкое подобие портрета. Мне это не интересно. Лучше работать с фотографией, где ты можешь поиздеваться, что-то перекосить. Картина, в моем представлении, должна взаимодействовать с сознанием человека, с его организмом, чтобы показать какую-то другую структуру, субстанцию, мысль…
Иногда я замечаю, что вижу в человеке то, как бы я его нарисовал. И он получается очень похож на себя. Ведь фотографии, временами, очень не похожи на людей, которые на них изображены. А на картинах моих неправильные пропорции, линии искажены, но ты понимаешь: это именно тот человек, потому что на портрете - его характер. Это иногда удается. С портретом жены так же. Он сделан с фотографии, я издевался, как хотел, но она здесь узнается, в некоторых ситуациях она бывает именно такой. Она меньше на фотографии на себя похожа, чем здесь.
Разговор на этом не закончился. Он продолжался и замер только в глубокой ночи, когда, поймав такси, мы уезжали домой из мастерской мастера. Искусство - это не правильные линии. Искусство — это перенесенное на бумагу, холст или в скульптуру живое чувство. Застывшее в красках, камне или словах, оно продолжает жить той чудесной жизнью, что находится вне времени.