Каждый его знает, но мало кому он симпатичен. Казимир Малевич — человек, искусство которого надо думать, — так преподносит его литература. Но я знаю, как можно полюбить Казимира Севериновича. Давайте сделаем то, чему он сам не порадовался бы — вскроем не уничтоженные им юношеские работы, ставшие доступными всего пару лет назад. Вы со мной?
Всегда следую своему убеждению в том, что подходить к изучению наследия какого-либо творца стоит с самого начала его развития, пусть неумелого и нелепого, но порой открывающего глаза на особую суть всей системы работ. Ведь никто же не оспорит, что многие влияния особенно сильно отпечатываются на этапе формирования? С Малевичем следовать таким путём непросто: детские работы, созданные до переезда из Курска, уничтожены огнём.
Два письменных свидетельства его сестры об этом не соответствуют друг другу: согласно одному, Малевич сжёг свои работы, а согласно другому, они случайно сгорели в пожаре. Оба написаны спустя не один десяток лет после смерти художника — откровенно говоря, я долго спекулятивно размышлял, что больше похоже на правду. И при всём желании подкрепить первую версию вынужден склоняться к более тривиальной. Во-первых, история о пожаре изложена в письме преданной ученице Малевича и другу семьи, а сожжение работ было упомянуто в записях, присланных искусствоведу А.Е. Парнису. Кроме сомнительной логики, подсказывающей, что правда скорее будет рассказана близкому человеку, мы знаем, как Малевич в числе других авангардистов любил эпатировать и мистифицировать. Сестра могла просто придерживаться такой линии, когда рассказывала о великом брате посмертно. Возможно, она и не предполагала, что дружеское письмо попадёт в наши руки.
В любом случае, для нас ценны не догадки, а работы будущего мастера. Раз не осталось детских, хочется взглянуть на ученические. И это возможно благодаря Анне Лепорской — тому самому другу, которому было отправлено письмо с рассказом о пожаре. Она оставалась у постели учителя до его последних дней, она же вместе со своим гражданским мужем спасала работы Малевича, когда все товарищи после его ареста были готовы сжигать листы, хранившиеся у них. Анна и затем её воспитанница сохраняли архив, понемногу раздавая его в разные места (вроде Рейксмузея в Амстердаме, охочего до нашего соотечественника).
Наконец, часть (возможно, всё оставшееся) от архива была передана Русскому музею летом 2017 года — так и стала доступна широкой публике. Разумеется, из всех 117 листов для нас наиболее занимательны ученические работы Малевича, созданные до 1910 года (тогда он начал серьёзно входить в компанию авангардистов, до 1910 ничего значительного в нём не отмечали). Так давайте же рассмотрим некоторые из них!
Первая вещь, которую стоит прочувствовать: Малевич учился. Как и все, учился. Потом пытался сделать из себя великого пророка и действительно сломал рамки искусства, а незадолго до творческой революции он выполнял вполне учебные художественные упражнения (обратите внимание, какие разные приёмы отрабатывает Казимир в работе с натурой). И меня это умиляет.
После такого попросту невозможно перестать видеть в нём ребёнка (больше, чем просто ребёнка в любом из нас). Ведь стоит помнить, как задиристо он себя вёл спустя всего несколько лет, объявляя всё искусство до собственного супрематизма дрянью и по-хамски отзываясь об отце Русского Авангарда М. Ларионове (хотя тот в своё время оказал на Малевича влияние, в общем-то сам принял его в компанию авангардистов и в глубокой старости вспоминал о том молодом человеке с добром). Тот же великий пророк не гнушался фальсификацией периодики своего творчества — менял даты создания картин, откручивая по несколько лет назад (вот оно, мальчишеское желание оказаться впереди всех, чтобы быть круче). Просто ребёнок — талантливый, изменивший наш мир, но ребёнок.
Однако подойдём к разглядыванию графики внимательней. Мне кажется, можно отметить ряд интересных и важных черт. Вот мальчик (сын художника): количество штрихов минимальное — ничего лишнего. А личико и взгляд вполне живые и чувствительные. В целом для почеркушечки из нескольких линий симпатично (ну да, стараюсь не обращать внимания на ухо и правый глаз).
И дальше наблюдаем продолжение особой (в хорошем смысле) скупости штрихов. Прежде чем перейти к опытам и отступлениям от такого минималистического почерка, давайте взглянем на ещё одну интересную работу.
Никаких деталей, работа с контрастностью света и тени, элементы будто из кубизма. Невозможно не провести параллель с Автопортретом, созданным уже в конце жизни с прозрачной отсылкой к Ренессансу — сразу видно, что юношеский опыт не пропадал зря (две работы разделяет четверть века, в которую умещается всё серьёзное наследие мастера).
Вот интерес к графике Обри Бердслея совершенно неожиданен от без нескольких лет авангардиста. Ведь в те годы Бердслей был, так сказать, мейнстримом. Британец создал новый стиль, и всех это захватило. В том числе Ф.И. Рерберг (в стенах училища которого и создавались ученические листы) отзывался о нём комплиментарно.
Работа Бердслея слева, Малевич справа. Малевич готовил это для этикеток на всякую парфюмерию, свечи и прочие заказы. Игнорировать переклички декоративных мотивов с графикой Бердслея невозможно. Однако Казимир, как всегда, крайне лаконичен.
А вот просто парочка шаржей, написанных несколькими задорными линиями. Зачем они здесь? Затем, чтобы сказать: Малевич так же мило подшучивал над соучениками, как и они все друг над другом. Это было легально: в училище Рерберга оставались целые альбомы, куда они накидывали всякие карикатуры. То есть Малевич просто забавлялся наравне со всеми, а не демонстрировал таким путём своё ехидство.
Ещё более неожиданен от Малевича символизм. Я бы даже мог сказать, что справа на грани с сюрреализмом, если бы он не появился лишь спустя две декады. Думаю, нашему герою, начни работать он тогда, сюр очень бы понравился.
Однако, разумеется, ничто не мешало Малевичу чудить уже тогда. В качестве эпилога предлагаю вам несколько работ тоже ученического периода, но более известных.
Вот смех, но уже над обществом с его однородной степенностью, комично неуклюжей галантностью и забавными слабостями (ведь купающиеся дамы - самое увлекательное зрелище).
Малевич украсил мир и столь ювелирной трактовкой бытия. В этой паре миниатюр можно долго отыскивать отзвуки разных жанров и эпох (особенно восточных миниатюр и эмалей, с которыми ученики Рерберга знакомились в стенах училища), но одно здесь гудит и гремит явней остального — самобытность таланта юного художника. Думаю, что вместо комментирования приёмов и подходов стоит просто позволить немного залипнуть на них.
Наконец, не могу не поделиться парочкой работ, вдохновлённых фресками. Как видите, это не мешает им быть особыми. Казалось бы, знакомые образы с нимбами из иконографии, но помещены в какие-то сказочные леса из деревьев-галлюцинаций. Фигура слева изображена с абсолютно не характерного для религиозных сюжетов ракурса в то ли задумчивом, то ли уставшем, одиноком и даже отчаявшемся состоянии. Что же перед нами, портрет в жанре фресок? Можно сказать и так, тем более что центральная работа зовётся “Автопортретом”. Но скорее просто авторские эксперименты с приёмами и особенностями жанра - надо сказать, очень удачные. Не удивительно, что соученики не стеснялись подражать миниатюрам Казимира.
Я же надеюсь, что раскрыл для вас известного замыленного мастера с новой стороны. Ведь становится ясным, что неординарность и разнонаправленность творчества характерны для Малевича в принципе. Если же вы, как некоторые, сомневались в рисовальческих способностях супрематиста, очень рассчитываю на то, что подобные глупости уже выветрились из головы и никогда не вернутся. Несомненно, с вашей стороны было бы умно обратиться к материалу с целью найти и понять отголоски молодости в зрелых работах художника.
А, откровенно говоря, я до знакомства с ранним творчеством Малевича, чувствовал его совсем куцо и без симпатии. Зрелые работы приносили только дискомфорт; думал, их единственная ценность — инновационность, выраженные мысли. Но уже после первого взгляда на драгоценности, которыми поделился выше, моё чувствование Малевича преобразилось: стало глубже и сердечнее. Я попросту влюбился, теперь же, дописывая это, понимаю, что влюбился заново. Переменились взгляд на остальные этапы творческого пути, на те цвета, формы, и их ощущение.
Поэтому настоящая цель моей статьи — не просто изложить информацию, а влюбить вас в Малевича так же, как со мной это сделали его юношеские работы. И если вы оказались поражены этим взрывоопасным снарядом, то поздравляю: вы победили.
Автор: Александр Хазанов