Глядя на его работы, сразу же вспоминаются слова Клода Моне: «У меня два героя – свет и цвет». Картины нижегородского художника Алексея Чернигина отличаются особым теплом. Очаровательные, нежные и очень чувственные они так и приковывают к себе взгляды. Особое место в его творчестве занимают женские образы: лёгкие и притягательные, откровенные и страстные, вызывающие улыбку и будоражащие воображение.
Алексей Чернигин считает, что в живописи есть необъяснимая внутренняя энергия, которая готова прорваться наружу, преодолевая двухмерность и остальные пределы. По его мнению, в изобразительном искусстве обязательно должна присутствовать некая магия, которая делает картины живыми и непостижимыми.
Мы решили рассказать об этом современном художнике подробнее. Специальный корреспондент творческого альманаха Artifex Алина Кроткая пообщалась с ним лично.
Artifex: К какому направлению Вы относите свою живопись?
Мне кажется, что всё это деление живописи на стили очень условно. Настоящий художник рано или поздно вырабатывает свой стиль. Наверное, наиболее яркий пример – Сальвадор Дали, который говорил: «Сюрреализм − это я!». И с ним не поспоришь. Любой, кто называет себя сюрреалистом, но при этом обладает самоиронией, понимает, что он просто топчет поле Дали. Мне нравится работать в разных стилях. Для меня стиль − это инструмент, позволяющий решить определенную задачу. Для одной нужна достоверность реализма, другая требует абстракции, для третьей я попробую стать импрессионистом.
Artifex: Не считаете ли Вы, что импрессионизм слишком наивен для современного мира?
Что значит наивен? Импрессионизм – это, прежде всего, понимание цвета, света и динамики их взаимодействия. С одной стороны, это точная наука, а с другой − чистый восторг творчества, наслаждение самим процессом «цветосмешения», это больше выражение, чем изображение. Я думаю, импрессионизм, как мироощущение, лежит в основе всех последующих стилей живописи.
Artifex: Какие художники оказали на Вас влияние?
Первый художник в моей жизни – это отец, Александр Чернигин. С детства я рос в окружении его работ, помню запах красок и лаков в мастерской. Я часто ему позировал, но больше мне, конечно, нравилось наблюдать за самим процессом написания картин. Отец для меня – это образец отношения к своему делу, увлеченности, честности со зрителем. Для него живопись − это не работа, а смысл жизни. В нашем доме всегда было много альбомов различных художников, а также книг по искусству. Таким образом я познакомился с Веласкесом и Вермеером, Фешиным и Уайетом, Саржентом и Дега.
Artifex: Я знаю, что Вы занимаетесь дизайном. Поэтому в Ваших работах так часто появляются автомобили?
Да, меня вдохновляет их пластика, экспрессия и динамика линий. Во многих холстах я исследую тему скорости, движения, взаимоотношений человека и города. Вообще, скорость, как мне кажется, это центральное понятие в живописи. Причём, эта внутренняя скорость у каждой картины своя: она может быть даже еле уловимой, как утренний бриз или медленное движение пылинок в луче света.
Artifex: Кстати, о свете: в Ваших картинах его очень много. Пользуетесь ли Вы какими-то особыми приёмами для создания такого эффекта?
Я обожаю солнце, оно придает всему смысл, наполняет эмоциями. А сколько у него градаций и состояний в течение дня! Иногда свет становится главным героем картины, а всё остальное − лишь форма, на которую он ложится.
Artifex: Кроме света можно заметить в Ваших работах много женских образов. Почему?
Женская фигура для живописца − это космос, бесконечное многообразие вариаций и нюансов. Это не просто застывшая форма, а сгусток энергии, эмоций, чувств. В ней пульсирует жизнь, она движется, дышит. Сама структура кожи удивительным образом взаимодействует со светом, придавая поверхности тела особую цветовую глубину. Как у Гумилёва:
«И под её атласной кожей бежит отравленная кровь…»
Мои картины часто относят к жанру эротики, для меня этот подтекст, конечно, интересен, но не первичен в творчестве. Мне нравится, когда он появляется в процессе работы, а не является изначальной или, что ещё хуже, единственной задачей.
Artifex: Один российский музыкант в интервью как-то сказал, что любимая женщина и муза – это две разные вещи. Музой может стать случайная прохожая или соседка. Вы согласны с этим? Или для Вас любимая и муза− единое целое?
Я думаю, в творчестве не может быть однозначных ответов и непреложных законов. Муза – это состояние. Человек может вызвать его или заглушить. Муза − это нечто непостоянное и непредсказуемое, как шаровая молния. А свою любимую я изображал множество раз и, надеюсь, ещё напишу.
Artifex: А что Вас вдохновляет, кроме света и женских образов?
Главное для художника – научиться по-другому реагировать на то, что его окружает. Люди зачастую не видят ничего вокруг себя. Вернее, они видят, но не чувствуют глазами. Да, мы оцениваем ситуацию, считываем информацию, но при этом всегда спешим, воспринимая мир, как клип или калейдоскоп ярких кадров. Только замедляя этот безумный ритм, растворяясь в ощущении переживаемого момента, можно попробовать начать видеть иначе. Нужно войти в резонанс с окружающим, почувствовать его пульсацию внутри. Иногда такая акклиматизация занимает долгое время, иногда вообще не получается. Но когда происходит это короткое замыкание, ты погружаешься в магическое состояние густого, вязкого наслаждения полнотою жизни. Эти моменты меня очень вдохновляют.
Artifex: И у меня остался последний вопрос. Что может поднять вам настроение, когда грустно?
Рисунки моей пятилетней дочки. ☺
Artifex: Спасибо большое за интересное интервью!