Для того чтобы понять живопись Сальвадора Дали (Salvador Dalí), желательно «выключить» разум и попытаться воспринять творчество художника эмоциями. А для того чтобы понять самого Сальвадора, разум вообще желательно не «включать»: нужно перестать оценивать поступки Дали с точки зрения общепринятой морали, потому что его жизнь так же сюрреалистична, как и творчество.
В автобиографии «Необыкновенные признания Сальвадора Дали» он написал: «Клоун на самом деле не я, а наше страшно циничное и бесчувственное общество, так наивно играющее в серьезность, что это помогает ему наилучшим способом скрывать собственное безумие. А мое отличие от сумасшедшего в том, что я-то не сумасшедший». Он на самом деле не был сумасшедшим, но играл эту роль всю свою жизнь. Иногда, правда, Дали переигрывал, что приводило к непоправимым последствиям, например, к полному разрыву с отцом.
Жизненные обстоятельства сложились так, что Сальвадор Дали родился дважды. Первый Сальвадор умер в возрасте 22 месяцев. Затем родился тот, кого мы знаем. Родители очень страдали о потерянном первенце, и в семье был культ умершего ребенка. Висели его костюмчики, лежали игрушки. Маленького Дали часто водили на кладбище, где показывали могилку Сальвадора I и говорили: «Смотри, Сальвадор, вот здесь похоронен Сальвадор».
И Сальвадор II не мог понять, жив он или мертв, поэтому постоянно проверял себя и окружающих на реальность. Все это усугублялось тем, что мальчику снились сны. Иногда это были кошмары, иногда − невероятная фантасмагория, но всегда яркие видения, о которых он рассказывал взрослым. Они слушали его рассказы, но не придавали им значения.
Не нравилось Сальвадору-младшему, что в доме появилась его маленькая сестра. Иногда, если никого не было вокруг, он нападал на нее и бил, а когда у нее появлялась кровь, сразу же отставал. Когда его спрашивали, зачем он это делает, он отвечал, что просто хотел проверить, настоящая ли она.
Внимание! Это то, за что боролся Сальвадор Дали всю свою сознательную жизнь!
Частенько он инсценировал свою болезнь: писался в кровать, затем начинал кашлять. Вызывали доктора, который часами возился с мальчиком, проверял его ротик, носик, ставил градусник, щупал животик, но все было нормально, и доктор уходил. А маленький проказник вскакивал и отправлялся гулять.
Папе мальчика, которого тоже звали Сальвадором Дали, поведение сына совсем не нравилось. И он мог вынуть ремень из брюк, всыпать своему отпрыску по первое число, а потом запереть в темном чулане. Весь дом в течение долгого времени слушал истерические завывания Сальвадора-младшего. Однажды он нарисовал своего папу в виде людоеда, а себя с котлетой на голове, сидящим у него на руках. Он думал, что папа съест котлету, а его не заметит.
Да, отношения с отцом у него не складывались с самого детства. Но на самом деле Сальвадор-старший хотел воспитать сына как мужчину и кормильца семьи и считал своим долгом дать ребенку хорошее образование. Сам он относился к почтенным и уважаемым гражданам Фигераса: был нотариусом с довольно успешным бизнесом. Семья ни в чем не нуждалась.
Семья Дали: няня, мать и отец художника, тётя Катерина, сестра Анна-Мария и бабушка Анна. Кадакас, 1910
Может быть, сын мстил отцу за маму? Дело в том, что в этой семье у взрослых были странные отношения. Папа Сальвадор был женат на маме Фелипе, но любил ее младшую сестру Катерину, которая тоже жила в их доме. И это практически не скрывалось. Отношения папы и мамы были довольно натянутыми. Поэтому то, что запрещал папа, разрешала мама, и маленький проказник чувствовал свою полную безнаказанность. Фелипе прощала ему все выходки и была для мальчика сущим ангелом. Она наряжала его в костюмчики с золотыми пуговками и потакала всем его прихотям. Она будила его по утрам одним и тем же вопросом: «Милый, чего ты хочешь?»
Сальвадор-младший вырос абсолютно не приспособленным к жизни. К шести годам не умел завязать себе шнурки на ботинках, не мог дойти до булочной и обратно: он все время шел не в ту сторону, и взрослым приходилось его разыскивать. Зато он с большим удовольствием наряжался в костюм короля с мантией и произносил торжественные речи, стоя на балконе. Соседские мальчишки смеялись над ним, но ему нравилось, что он собирает толпу зевак под балконом.
Однажды семья Дали была в гостях у одного художника. И маленький Сальвадор, гуляя по саду, сорвал горсть вишен, а потом увидел мольберт и краски, разложенные рядом. Ярко-красные ягоды так впечатлили его, что он нарисовал их на двери сарая так красиво, что художник заявил родителям: мальчик очень талантлив, и его надо учить. Но маленький Сальвадор тут же ответил, что учить его ничему не надо, он уже и так все умеет.
Настало время для получения знаний. Мама, конечно же, хотела отдать его в заведение для обеспеченных детей, но папа отдал его в обыкновенную школу, где обучались дети рыбаков. Он очень хотел, чтобы мальчика научили жизни и «пообломали рога». Но, на удивление, дети его не обижали, потому что в первый же день он разрешил им срезать все золотые пуговицы с костюмчика и позолоченные пряжки с туфель. Увидев такую щедрость, мальчишки приняли немного странного товарища в свою компанию.
Перед школой Сальвадор-младший умел неплохо читать и немного писать. Но после окончания первого класса он напрочь забыл, как это делается. «Практически необучаемый», − констатировали преподаватели.
Пришлось родителям переводить его в другую школу, для обеспеченных детей. Однажды на уроке каллиграфии ученикам выдали очень красивую бумагу, Сальвадор вдруг схватил ее и стал очень быстро что-то писать. Когда учителя посмотрели, то очень удивились: текст был написан идеально каллиграфическим почерком.
В школе, где учился Сальвадор Дали, выход на улицу был через площадку вроде балкона, далее справа и слева были лестницы. Как-то Сальвадор вышел на этот балкон и решил не спускаться с лестницы, а прыгнуть вниз с балкона. Он перелез через перила, и все замерли, глядя на него. Он, к всеобщему ужасу, сиганул вниз. Все кинулись к нему: кто-то бинтовал его голову, кто-то проверял, не сломаны ли ноги, кто-то пытался поднять с земли. Потом все провожали его домой под руки. Это был настоящий триумф. Теперь он каждый раз так выходил из школы. Но однажды, стоя на балконе, он понял, что все ждут его прыжка. Тогда он перелез обратно через перила и спустился по лестнице ногами. И опять все были удивлены его нелогичности.
У Сальвадора Дали было очень интересное отношение к деньгам. Он не мог различать достоинство купюр. Когда ему в трамвае говорили, что билет стоит пятьдесят, имея в виду мелкую монету пятьдесят сантимов, он давал пятьдесят песет, на эту сумму средняя семья могла питаться целую неделю. Папа хватался за голову и кричал, что его сын умрет под забором. Самое интересное, что этот «денежный дебилизм» наблюдался у Сальвадора Дали и во взрослой жизни − он мог, расплачиваясь за такси, дать стодолларовую купюру и забыть спросить сдачу. Поэтому все финансовые дела вела его жена Гала. И сам Сальвадор много раз говорил, что если бы не она, быть ему нищим оборванцем.
А в детстве Дали очень нравилось быть великим и сверху вниз смотреть на всех остальных. Он практиковал обмен своих карманных денег. Забирался на парту и объявлял, что сегодня меняет монету в два сантима на монету в один сантим. Это очень нравилось одноклассникам, и к нему протягивалось два десятка рук. А Сальвадор наслаждался вниманием окружающих. Не спеша и с достоинством короля он менял монетки.
Сестра Дали, Анна-Мария, считала все эти истории вымыслом и в книге «Сальвадор Дали глазами сестры» представила нам образ спокойного юноши, любящего свою семью, друзей и живопись. Одаренного, но ординарного − настоящего, по ее мнению. Сестра считала, что, увлекшись Галой, Сальвадор стал одержим не творчеством, а деньгами, стал ценить не отношения, а производимое впечатление, и надел «маску Дали»
Так ли это — судить сложно, ведь Анна Мария — прежде всего женщина, и ею могла руководить не боль по утраченной духовности брата, а банальная ревность.
Ни один художник ХХ века не сочетал в себе столько противоречий. С одной стороны, большая часть жизни Сальвадора Дали − это лишь вымысел, миф, созданный самим художником, с другой − его работы по праву занимают важное место в истории мирового искусства. До сих пор непонятно, зачем Дали пытался предстать в образе эгоистичного эксцентрика: то ли от скуки, то ли ради рекламы, то ли во имя высокой художественной идеи.
Он очень хотел, чтобы мы с вами читали его книги и думали, что он сюрреалист до мозга костей. Он хотел приковывать наше внимание к своей персоне. Он хотел, чтобы мы увидели самодостаточность гения, заставившего мир вращаться вокруг себя.
У него получилось.