Странная штука — память. Горячие волны ностальгии накрывают благоразумие, выдавая плохое за хорошее, а хорошее за отличное. Но стоит ли противостоять этой сладкой лжи? И как поступать с псевдоностальгией, когда человек погружается во время и место, где его никогда не было и быть не могло? О прошлом и настоящем, о метафорах и фактах рассуждает режиссёр Роман Васьянов в своём дебютном фильме «Общага», которому удалось привести в тонус наши извилины, уставшие от новогодних гуляний.

 

 

Морок над Свердловском сгущается. Почти Иннсмаут, только советский, а лавкрафтовские описания космических ужасов уступают место «достоевщине». И самую малость Джорджу Оруэллу. От Фёдора Михайловича «Общаге» достались «жёлтые, истрёпанные и истасканные» интерьеры, а от автора «1984» — год из заглавия книги и антиутопичные настроения.

«Общага» Романа Васьянова, как и её книжная первооснова «Общага-на-Крови», представляет модель безучастного социализма закрытого типа — изолированный бетонный муравейник, в котором царствует догма «с каждого по услуге, каждому по ордеру». Ордеру на вселение, разумеется. По бумажке на брата, чтобы попасть на территорию тотальной вседозволенности, где всем друг на друга наплевать. Какова перспектива — на пять курсов застрять в законсервированном царстве-государстве вышиной в десять этажей, где невозможно утаивать интимные переживания (в Стране Советов всё принадлежит Партии, даже чужие секреты). Зато «зелёным» первокурсникам, только-только получившим в деканате зачётку, достаётся шанс зашлифовать индивидуальность об гранит науки, обильно смоченный водкой.

 

 

Книга Алексея Иванова во многом автобиографическая представляет собой метафизическое чтиво: тамошнее студенческое общежитие существует вне эпох и режимов, натурально парит где-то в молчаливом вакууме на ойкумене десятилетий. Да и волнуют обитателей «Общаги-на-крови» материи евангельского толка — первым делом диалоги о сущности бытия, и только потом красный Marlboro вприхлёбку с «беленькой».

«Общага» Васьянова, режиссёра-дебютанта и оператора высшей пробы (в его портфолио значатся проекты Дэвида Эйра и Валерия Тодоровского), не вырывает из романа Иванова важных страниц. Да, героям книги изменили имена. Да, постановщик взял на себя смелость чётко обозначить время и место действия картины — Свердловск 1984-го — и променял атмосферу беспробудного фатализма на ощущение коматозной немоты. Ведь в реальной жизни люди, столкнувшись с безнадёгой, зачастую помалкивают, пока их тёмные мысли проецируются на окружение: на обшарпанные стены, на кассетный магнитофон, из которого доносится голос Вячеслава Бутусова, на кипятильники и пустые бутылки из-под портвейна. Повествование «Общаги-на-Крови» двигали уста её персонажей; историю «Общаги» — сама общага. Кинокамеру мало интересуют лица актёров, ей хочется смаковать унылое убранство тесных комнатушек, а студийный микрофон будто бы сторонится диалогов действующих лиц, вслушиваясь не в разговоры полушёпотом, но в щелчки ржавых замков и монотонный гул люминесцентных ламп.

 

 

Общага есмь Альфа и Омега. Людишки, что суетливо бегают по её коридорам, становятся для общаги обслуживающим персоналом. Расходным материалом, чей запал питает «центральный процессор». Кому в этот раз достанутся роли «батареек»? Пятёрке закадычных друзей, представляющих собой не столько персонажей, сколько типажи простых отечественных, как по формочке отлитых студентов. Безобидный ботаник Забела (Геннадий Вырыпаев) — «то ли аутист, то ли ангел, то ли гений», как его описывает сам Васьянов. Неразлучные подружки Нелли и Света (Ирина Старшенбаум и Марина Васильева), обожающие дурачиться под треки бэнда «Урфин Джюс» и «стрелять» сигареты у соседей. Поэт-алкоголик Иван с вихрастой башкой (Никита Ефремов), из-за деструктивных выходок которого вся компашка стабильно получает по шапке. Предприимчивый ловелас Игорь (Илья Маланин), промышляющий «фарцой» и покоряющий женские сердца байками о восхождении на вершину Эльбруса, где видны «звёзды размером с кулак».

Герои «Общаги» пребывают в состоянии изредка покачивающегося штиля, однако в бурлящем море студенческой жизни никто не застрахован от шторма. В один прекрасный день шайка молодых и горячих услышит от коменданта зловещее: «Выселяю!». Всему виной несчастный случай, который с натяжкой можно назвать несчастным: студентка сиганула с крыши и разбилась насмерть. С крыши, что по уставу должна была быть закрыта, однако тут имеется парочка нюансов. Во-первых, по глупому стечению обстоятельств ключики от запертой дверцы, ведущей на крышу, оказались на руках у наших героев. Во-вторых, в тот роковой день злосчастная дверца была открыта нараспашку. В-третьих, решиться на прыжок девчушке помогла третья сторона, заведомо спасённая от ответственности за счёт высокого ранга в общажной иерархии.

Словом, ребята принимают статус козлов отпущения и отправляются в изгнание, но, не выдержав и получаса на морозе, выселенцы вскрывают подвальные окошки и возвращаются в общагу на правах нелегалов. Отныне залог их выживания — беготня по друзьям и друзьям друзей, пьянки, ругань и секс в обмен на временную «прописку». Иного выхода не предполагается. Наверное.

Как же быть прикажете, товарищи? Плакать навзрыд? Или же переступить через себя, чтобы избежать злых улиц, где за тунеядство лепят статью, а за койко-место в коммуналке дерут по две стипендии с носа? Тонуть или не тонуть, как водится — выбор утопающих. Да и у каждого из них своя правда: у кого-то Правда выше Человека, у кого-то — шиворот-навыворот. Третьи, четвёртые, пятые и десятые вовсе пускают свои судьбы наутёк, страшась на трезвую голову осмыслить простую истину: в общаге общечеловеческое и светлое — чужеродные элементы, и никто не уйдёт оттуда, не заплатив высокую цену за свою свободу.

 

 

Васьянов сознательно отказывается от симпатий к героям, в отличие от Иванова, который примерял своё мировоззрение на Забелу (Отличника в оригинале). Сюжет фильма свободно разбегается по этажам, выводя на экран прокуренный натюрморт вечного кутежа, когда обои расписывают желчными стихами про «душно жить» и «окна заколочены», когда активист комсомольской организации силой лезет под юбки, кичась занимаемой должностью, а любое преступление по умолчанию считается «замятым».

В таких декорациях и при таком миропорядке — вне правления писательского слога, но в пределах его смысловых ориентиров — режиссёр раскрывает суть книги и ставит на попа заложенный в ней сакральный вопрос о том, как правильнее быть: умереть человеком или жить как зверь? Накалить внутренний стержень или напиться до беспамятства? Проявляя волю, выявляем «гниль». В голову лезут слова из «Лигейи» Эдгара Аллана По: «Человек не предаётся до конца ангелам ниже самой смерти, но лишь по немощи слабыя воли своея».

 

 

В «Общаге-на-Крови» Алексей Иванов по большому-то счёту обдумывал своё собственное «больное» и с колокольни умудрённого жизненным опытом писателя отвечал на пространные вопросы себя-студента. В «Общаге» Васьянова телячьих нежностей в разы меньше, да и функцию фильм выполняют совершенно иную — надавить на болевые точки поколения «перестройки», чтобы мы нынешние, ощутив в ответ неприятное покалывание по всему телу, осознали, что между «вчера» и «сегодня» разницы особой нету. Пили тогда — пьют и сейчас. Врали тогда — и сейчас тоже врут. Были молодыми, подвешенными между «боюсь» и «делаю» — так и остались висеть. И мы остаёмся, покуда ностальгия берёт верх над здравым смыслом, а сладкий дурман «вина» отменяет объектную и объективную реальность.