К 200-летию со дня рождения Фёдора Михайловича Достоевского вспоминаем одно из лучших его произведений.
Чувство почти что физического отвращения охватывает при чтении «Записок из подполья», настолько мерзким кажется главный герой повести. Хочется поскорее закрыть книгу и убрать её на самую дальнюю полку, чтобы она не нарушала внутреннего равновесия.
Впрочем, не стоит так поспешно избавляться от ощущения дискомфорта: кажется, что Достоевский написал повесть как раз для того, чтобы это ощущение вызывать, чтобы читатель, окунувшись в мир подполья, нашёл там, ни много ни мало, себя. Да, присмотритесь, и вы поймёте, что подпольный человек живёт едва ли не в каждом homo sapiens.
Набоков назвал «Записки из подполья» «квинтэссенцией достоевщины». Действительно, в небольшой повести, написанной в 1864 году, – до романов «великого пятикнижия» – мы видим типичного героя Достоевского: больного, неуверенного, изматывающего себя «проклятыми» вопросами. Этот герой живёт в состоянии вечного «надрыва». Таким впоследствии будет и Раскольников, и Мармеладов, и Ганя Иволгин, и Дмитрий Карамазов (неслучайно четвёртая книга «Братьев Карамазовых» так и называется – «Надрывы»).
Но в «Записках…» эта «надрывность» доведена до предела. Безымянный герой на протяжении всей повести только и занимается самобичеванием и самоуничижением. Делает он это напоказ и нисколько не стесняется, даже наоборот, он хочет, чтобы мы смотрели на него. Уже поэтому герой, который «ничем не сумел сделаться», заслуживает внимания.
Повесть состоит из двух частей. Первая – монолог безымянного подпольного человека, в котором он излагает своё мировоззрение. Вторая – его выход из подполья во внешний мир. Несмотря на то что во второй части описываются эпизоды с участием других персонажей, они написаны в форме воспоминаний главного героя, поэтому диалоги в «Записках…» – это пересказ событий, но не сами события в режиме реального времени. В результате вся повесть воспринимается как большой монолог подпольного человека. Возможно, именно поэтому текст мучительно трудно читать: в процессе чтения есть только два субъекта – подпольный человек, который сбивающимся полушёпотом длинных предложений рассказывает о себе, и читатель, который принуждён всё слушать, будучи не в силах оторваться.
Итак, перед нами 40-летний отставной чиновник, называющий себя «злым» человеком. Впрочем, через несколько абзацев он опровергает себя и говорит, что «никогда не мог сделаться злым». Подпольный человек, по его признанию, не смог сделаться даже насекомым. Он не может смотреть людям в глаза, но при этом он осознаёт своё превосходство над другими. Главная же его черта – он получает удовольствие от унижения, от осознания своего падения. Перед нами предельное состояние человека, которое обыкновенно существует в глубинах подсознательного, а здесь явленное во всей своей мерзости.
Его мировоззрение основано на трёх пунктах. Во-первых, подпольный человек делит людей на «нормальных» и «усиленно сознающих». Нормальный человек идёт к своей цели «как взбесившийся бык», и только стена, то есть естественная преграда, сможет его остановить. «Усиленно сознающий», думающий человек при виде стены, наоборот, хочет её обойти, то есть выйти за пределы природных законов. Думающий человек обременён сознанием, а подпольный человек убеждён: «Всякое сознание болезнь», поэтому такие люди обречены на вечную бесплодную рефлексию. Такое разделение не ново. Удивительным может показаться, что подпольный человек относит себя ко второму типу людей. Но, как ни парадоксально, это опустившееся существо постоянно задаёт себе сложные философские вопросы. Впрочем, способ их решения крайне оригинален.
Подпольный человек отвергает всякий рационализм. Люди действуют из своей выгоды? Нет, говорит герой, люди действуют по собственным, часто самым глупым желаниям. Цивилизация делает человека лучше? Снова нет: раньше люди убивали, потому что считали это нормальным, а при цивилизации они знают, что это плохо, но всё равно так поступают. Дважды два— четыре? Конечно же, нет, ведь если дважды два — четыре, человек – раб. Все эти рассуждения выдают человека, который, с одной стороны, обижен на мир и почему-то считает себя выше природных законов, но с другой стороны, за этими болезненными рассуждениями нельзя не признать некоторой правоты.
Действительно, если мир стремится превратить человека в функцию, в фортепианную клавишу, не станет ли человек рабом? Не превратится ли «хрустальный дворец» в тоталитарную тюрьму? Здесь мы приходим к самому парадоксальному выводу: подпольный человек должен существовать, он необходим, хотя бы потому, что своими мерзкими желаниями, которые не соответствуют его выгоде, он мешает свести человека к «табличке». Подпольный человек, если угодно, мешает тоталитаризму!
Наконец, третье, что отличает подпольного человека – особое понимание наслаждения. Заключается оно в постоянном копании в позорных, стыдных моментах его жизни, в удовольствии от унижения. Герой способен найти наслаждение даже в стонах от зубной боли: если страдающий не наслаждался ими, он не стал бы стонать. Это стон человека, который хочет продемонстрировать свои мучения, это стон человека «тронутого развитием и европейской цивилизацией». И ведь подпольный человек снова прав, быть может, отчасти, но прав! Некоторые люди получают удовольствие от такого морального мазохизма.
«Практическое применение» такого мировоззрения показано во второй части. Подпольный человек выходит на свет, нам показано три эпизода взаимодействия героя и внешнего мира. Сначала подпольный человек толкает офицера на Невском проспекте, чтобы отомстить ему за то, что однажды этот офицер в трактире «переставил» героя с одного места на другое и прошёл, будто и не заметив его. Второй случай – выход в ресторан с бывшими одноклассниками. Герой ненавидит этих людей, но он хочет унижения, поэтому идёт туда. Подпольный человек, разумеется, добивается своей цели. Наконец, он разрушает жизнь проститутки Лизы. Он буквально морально уничтожает её просто потому, что так ему захотелось, потому что он не может не властвовать над людьми. Подпольный человек – абьюзер, «деспот в душе».
Сказав напоследок несколько морализаторских слов о порочном мире, герой гордо удаляется обратно в подполье. Мир, по его мнению, погряз в разврате, но сам подпольный человек жалок настолько, что он и разврату не может предаться. Его удел – «развратик» (как он сам метко характеризует своё состояние), а подполье для него – лучшее место.
Казалось бы, всё просто: пусть такой человек и дальше мучает себя бесконечными вопрошаниями, сидя в подполье. Ему там самое место. Но так легко вы от него не отделаетесь. Во-первых, скоро вы осознаете, что задаёте себе те же вопросы, что и он. Во-вторых, вы поймёте, что психологический подпольный человек есть и в вас, и в окружающих. Поэтому вам непременно придётся ответить на вопрос: что же делать с этим подпольным человеком?
Автор: Пётр Гумеров