Существует незыблемое правило, запрещающее начинать собственный текст цитатами из чужих. Но, поскольку патафизика принципиально против всех правил, ибо они противоречат случайности, сделаю вид, что не знаю этого правила. Не могу отказать себе в удовольствии предъявить фрагмент из замечательной книги Валерия Фрида «58 с половиной или записки лагерного придурка». Если кто-то не согласен, считайте его эпиграфом.
«С нами на третьем сидел инженер с автозавода им. Сталина. Посадили его как участника националистической организации, созданной Соломоном Михоэлсом. Когда — спустя годы после убийства народного артиста — Михоэлса снова начали называть в печати честным советским патриотом и выдающимся общественным деятелем, обрадованный инженер послал в Москву жалобу. Он просил пересмотреть его дело, поскольку единственным пунктом обвинения было то, что его завербовал лично Михоэлс. А теперь, когда выяснилось… и т. д., и т. п.
Месяца через два его вызвал к себе начальник особой части капитан Христенко и объявил, что из Москвы пришел отказ: оснований для пересмотра дела нет. Так что надо расписаться: ответ получен.
— Как нет оснований? — Инженер чуть не заплакал. — Ведь меня обвиняли только в том, что меня завербовал Михоэлс. Теперь я слышу по радио, что он честный патриот и выдающийся деятель — а у них нет оснований!.. Где же логика?
Христенко сказал:
— Знаешь что? Ты пока распишись — а логику они пришлют потом»
Тоталитарные режимы схожи с патафизикой в том, что не дружат с логикой. Правда, первые по политическим соображениям, впрочем, вторая тоже. Логика – вещь неумолимая, она требует доказательной базы. Рассуждать логически правильно – значит рассуждать в согласии с законами логики.
Тоталитаризм законов не признает, как и патафизика. Следовательно…
Но никакого «следовательно» не последует. Тоталитаризм провозглашает беззаконие законом, тем самым противопоставляя себя патафизике. У той вообще никаких законов быть не может, даже самопровозглашенных. Хотя может, это не важно.
Взять пресловутый «культ личности». Когда на ХХ съезде Хрущёв его разоблачал, он поступал нелогично, поскольку сам был среди самых активных его творцов. Но патафизиком Никита Сергеевич не был ни под каким соусом. Когда в 1934 году на XVII съезде ВКП(б) Хрущёв назвал Сталина «нашим гениальным вождём», он неколебимо верил в свои слова, когда в 1956 утверждал обратное – это тоже была истина. Собственно говоря, «логику пришлют потом» можно назвать чуть ли не главным государственным принципом СССР.
В 1934 году даже мысленно сомневаться в величии вождя всех народов товарища Сталина было смертельно опасно. Тем удивительней, что именно в тот год еще один человек предъявил свои права на гениальность.
Им был Даниил Хармс.
«Марксизм вовсе не отрицает роли выдающихся личностей или того, что люди делают историю… Великие люди стоят чего-нибудь только постольку, поскольку они умеют правильно понять эти условия, понять, как их изменить»
Это не Хармс, это товарищ Сталин в 1931 году.
«Я ловил момент, но не поймал и только сломал часы. Теперь я знаю, что это невозможно.
Так же невозможно «Ловить эпоху», потому что это такой же момент, только побольше.
Другое дело, если сказать: «Запечатлевайте то, что происходит в этот момент». Это совсем другое дело.
Вот например: Раз, два, три! Ничего не произошло! Вот я запечатлел момент, в который ничего не произошло»
А это уже Хармс в 1934. Открытый им способ годится, чтобы причислить его автора к лику бессмертных.
«То, что другим дается с трудом, мне дается с легкостью!» — удивляется поэт.
Опять же не столь важно, кто кого поймал: эпоха его или он эпоху. Нет, не зря Хармс и сотоварищи назвали себя Объединением Реального Искусства! Больших реалистов, чем они, в то время было не сыскать.
— «Я хотел бы не оправдать – оправдать нельзя, а по-человечески объяснить, – откуда такой безудержный, доходящий до приторности восторг вокруг моей персоны»… (Сталин)
— «Всякий рад подхватить хотя бы обрывки моих мыслей. Мне это даже смешно». (Хармс)
— «В экстаз приходят люди из-за пустяков. Из сотен приветствий я отвечаю только на 1–2, не разрешаю большинство их печатать, совсем не разрешаю». (Сталин)
— «Люди видят во мне поддержку, повторяют мои слова, удивляются моим поступкам»… (Хармс)
— «Во мне они видят собирательное понятие и разводят вокруг меня костёр восторгов телячьих». (Сталин)
— «Если я что-нибудь говорю, значит, это правильно. Спорить со мной никому не советую, все равно он останется в дураках»… (Хармс)
— «Хотели по поводу моего 55-летия поднять празднование. Я провёл через ЦК ВКП(б) запрещение этого. Стали поступать жалобы, что я мешаю им праздновать, выразить свои чувства, что дело не во мне. Другие говорили, что я ломаюсь. Как воспретить эти проявления восторгов? Силой нельзя. Есть свобода выражения мнений». (Сталин)
— «Я не считаю себя особенно умным человеком и все-таки должен сказать, что я умнее всех.
Может быть, на Марсе есть и умнее меня, но на земле не знаю». (Хармс)
Теперь попробуйте эксперимент. Поменяйте то, что в скобках, местами – Сталина и Хармса?
«Раз, два, три! Ничего не произошло!»
От перемены мест слагаемых сумма не меняется.
Но здесь мы вступаем на скользкую почву. Вот еще цитата из Хармса:
«Все вокруг завидовали моему остроумию, но никаких мер не предпринимали, так как буквально дохли от смеха»
Вокруг Сталина тоже все «дохли», но не от смеха и не буквально. И тоже никаких мер не предпринимали.
Хармс с поразительной прозорливостью высмеял эпоху, Сталин её воплотил.
Вот короткий фрагмент из диалога Лиона Фейхтвангера и Сталина:
Фейхтвангер: Именно потому, что вас так любят и уважают, не можете ли вы прекратить своим словом эти формы проявления восторга, которые смущают некоторых ваших друзей за границей?
Сталин: Я пытался несколько раз это сделать. Но ничего не получается. Говоришь им – нехорошо, не годится это. Люди думают, что это я говорю из ложной скромности.
Послушайте, друзья! Нельзя же в самом деле передо мной так преклоняться. Я такой же, как и вы все, только лучше.
Автор последних трех предложений всё же Даниил Хармс. Но как органично они смотрятся в этом контексте.
Товарищ Сталин умел отказываться от наград. Вот проект решения, которое было направлено на рассмотрение в Политбюро ЦК ВКП(б) 22 июня 1945 года:
«В ПОЛИТБЮРО ЦК ВКП(б)
Вносим на рассмотрение Политбюро следующие предложения:
1. Наградить тов. Сталина орденом «Победа»;
2. Присвоить тов. Сталину звание Героя Советского Союза;
3. Учредить орден Сталина;
4. Соорудить Сталинскую Арку Победы при въезде в Москву на автостраде Москва – Минск.
Соответствующие указы предлагаем принять на XII сессии Верховного Совета.
В. Молотов
Л. Берия
Г. Маленков
К. Ворошилов
А. Микоян».
Последние два пункта проекта не были выполнены.
«Потому-то мне и обидно, и больно находиться среди людей, ниже меня поставленных по уму, прозорливости и таланту, и не чувствовать к себе должного уважения». (Хармс)
Те, кто не оказали товарищу Сталину должного уважения, почувствовали это на себе в полной мере.
Даниил Хармс умер в тюрьме в 1942 году в возрасте 37 лет.
В 1931 году товарищ Сталин утверждал: «Никогда, ни при каких условиях наши рабочие не потерпели бы теперь власти одного лица»
Как выяснилось, потерпели.
Не все до единого. Среди тех, кто не потерпел, был Даниил Хармс. Он был истинным патафизиком.
В последней процитированной фразе Сталина есть замечательное сочетание: «никогда -- теперь». Может быть, это просто оговорка?
Или же товарищ Сталин был убежден, что будет жить вечно?
В 1934 году Хармс написал: «Заболоцкий как-то сказал, что мне присуще управлять сферами. Должно быть, пошутил. У меня и в мыслях ничего подобного не было».
С точки зрения патафизики, время не играет никакой роли.
Если бы меня спросили, кого из этих двух я считаю истинно великим человеком, я бы выбрал Хармса. А вы?